Чуть отстранившись, Джеймс внимательно посмотрел на прекрасное, нежное личико с золотистой кожей и огромными, как у ее матери, карими, с зеленоватым оттенком, глазами, порой напоминающими янтарь. Иссиня-черные вьющиеся волосы волнами спускались до талии, и сегодня Дженифер была одета наряднее всех белых детей. Тара сшила ей чудесные платья, окружила любовью и вниманием. «Бедняжка! — вдруг подумал Джеймс. — Что я с ней сделал? Ведь теперь она принадлежит двум мирам, как и я, разрывается между ними и стремится к обоим».
— Дженифер, ты восхитительна! — Джеймс снова прижал девочку к себе, глядя через ее плечо на Тару. — Спасибо, — выдохнул он.
— Папочка, ты тоже восхитительный, — серьезно сказала Дженифер, обхватив его лицо пухлыми ручонками. — Такой красивый и сильный! Ужасно опасный. Совершенно вос-хи-тит-тельный!
Джеймс опешил, услышав подобные слова из уст такой малышки, и снова взглянул на Тару, залившуюся румянцем.
— Но ты ведь действительно производишь такое впечатление, — окончательно смутилась та. — Недавно к нам заезжали на чай Хлоя, дочь Смитсонов, и ее кузина Джемма Сарн.
— И что? — спросил он, недоумевая.
— Ну, они молоды, впечатлительны и думают, что ты благородный…
— Дикарь? — подсказал он.
— Джеймс…
— Ничего, ничего. Значит, моя дочь повторяет их слова. Тара помолчала мгновение.
— Ты… привлекательный мужчина, Джеймс. Я часто говорила тебе об этом.
— А ты — единственное бледнолицее создание, которое я нахожу привлекательным. Тара. Но, увы, ты замужем за моим братом. Избавь меня от своих друзей, одержимых мечтами о благородном дикаре, ладно?
— Но все совсем не так…
— О Тара, я посещал множество твоих вечеринок. И многие якобы невинные женщины, молодые и старые, предлагали утешить меня в моем горе. Поразительно, но эти предложения так и сыплются на меня, когда я одет во все европейское. Сомневаюсь, что они испытали бы такое же сострадание ко мне, попав в индейскую деревню и увидев меня сражающимся, в лохмотьях.
— Это удивило бы тебя? — задумчиво проговорила Тара.
— Еще бы! Ты вспомни об отцах этих прекрасных дев. Интересно, что сказали бы они, узнав о романах своих дочерей с метисом.
— Вообще-то ты не так презираешь их, как хочешь показать. До меня дошли слухи кое о каких твоих увлечениях.
Джеймс покачал головой, опустил Дженифер на землю и указал ей на своего жеребца:
— Видишь вон там Отелло? Возьми поводья и отведи его на травку, дорогая. — Дженифер широко улыбнулась, придя в восторг от такого взрослого поручения. Джеймс, посмотрев вслед дочери, обратился к невестке:
— Тара, страдания ожесточили меня. После Наоми у меня ни с кем не было ничего похожего на роман, и я весьма осторожно ищу утешений, ибо никому не могу ничего дать. Твои хихикающие молодые подруги меня забавляют и раздражают, поскольку слишком смелы в своих натисках, слишком усердно шепчут и вздыхают. Но стоит лишь появиться их отцам, и они тотчас исчезают! Я много выстрадал и потому не стану развлечением ни для одной женщины — ни белой, ни краснокожей, ни черной, ни полосатой, как зебра.
— Завтра вечером у нас вечеринка. Соберутся только близкие друзья, никаких военных. Даже Тайлера Аргоси не будет, хотя я получила от него странное письмо. Он пишет, будто едет сюда за каким-то ребенком, чтобы забрать его и проводить к отцу, военному командиру. Джаррет вернется домой сегодня вечером или завтра. Мы просто соберемся на его день рождения, и ты знаешь всех приглашенных. Это друзья. Останешься?
— Тара…
— Это день рождения твоего брата. Джеймс вздохнул:
— Ладно. Наряжай меня, выставляй на всеобщее обозрение. Пусть все видят, каким цивилизованным может быть дикарь.
— Джеймс!
— Тара, прости. Я не хотел быть жестоким с тобой. Что ж, я останусь. Мне нужно поговорить с братом, и я очень хочу повидать его.
Тара поцеловала его в щеку.
— Я скажу Дживсу, что ты останешься. Твоя комната всегда готова и всегда ждет тебя.
— Думаю, мягкая постель и хорошая еда сегодня мне не помешают.
Она улыбнулась и поспешила в дом.
Через мгновение Тара вернулась на крыльцо.
Джеймс все еще стоял там, глядя на запад, на границы владений, туда, где начинались заросли кустов и лес.
Он стоял на фоне заката, и в золотисто-пурпурных лучах его кожа приобрела медный оттенок. Тара видела напряженные крепкие мускулы его живота и груди под распахнутой безрукавкой, видела, как сильны его плечи и руки. Жизнь, которую вел Джеймс, сделала мощным его тело. Он походил на большую кошку. В туго облегающих ноги штанах и безрукавке Джеймс действительно казался благородным дикарем. Но Тара хорошо знала этого человека, перенесенные им страдания, боль и гнев. И, глядя на Джеймса, она вздрогнула.
«Помоги, Господи, глупцу, дразнящему зверя!» — подумала Тара и быстро вернулась в дом, оставив Джеймса, погруженного в размышления, наедине с закатом.
Глава 3
Джаррет Маккензи в рекордные сроки совершил путь вниз по реке: едва взошло солнце, он пришвартовался у своей пристани.
Несмотря на ранний час, его гостья уже поднялась. Когда они приближались к берегу, она стояла на носу, явно зачарованная всем, что предстало ее взору.
Джаррет улыбнулся, наблюдая за ней.
Дочь Уоррена! Кто бы мог подумать!
«Падчерица», — напомнил он себе, ведь девушка так решительно это подчеркнула. И тем не менее, хотя она выросла рядом с Уорреном, ее опекуном, Тила не подпала под влияние зла, казалось, окружавшего этого человека. Она жизнерадостна, умна и честна.