— Какое отношение имеет к этому Майкл Уоррен?! — Тила снова дернула головой, чтобы освободиться. На глаза ее навернулись слезы, и она внезапно ударила Джеймса кулаком.
Однако он и не думал отпускать ее.
— Вы скажете мне, — бросил Джеймс, потянув ее за волосы.
— Вы намерены скальпировать меня, выдергивая прядь за прядью?
— Если придется.
— Отпустите сейчас же, или я закричу.
— Если полагаете, что брат повесит меня за это, то ошибаетесь.
— Я хочу одного: чтобы вы оставили меня в покое. — Поздно, мисс Уоррен. Слишком поздно.
— Напротив, самое время. Встаньте и покиньте комнату. Он покачал головой:
— Я же сказал вам, что остаюсь на ночь.
— У вас есть своя комната. Это же дом вашего брата, помните?
— Но мне удобнее здесь. — Здесь вам не рады.
— Семинолы постоянно слышат это. Мы научились не обращать внимания на такие слова и не сдавать позиций. — Джеймс чуть ослабил хватку, но не выпустил ее волос. Тила лежала лицом к нему. Если бы она и попыталась отвернуться, Джеймс не позволил бы. Он легко коснулся ее щеки. — Тогда почему?
— Что «почему»?
— Почему вы не сопротивлялись, почему не остановили меня?
— А почему пришли вы? — спросила она, уклоняясь от ответа.
— Да это же очевидно. Дикарь в погоне за дочерью белого человека.
— Вы говорите с сарказмом и горечью.
— Разве?
— И вызывающе.
— Тогда прошу прощения. Я постараюсь вести себя не столь вызывающе, когда в следующий раз увижу деревню, уничтоженную вашими людьми, или детей на болоте, босых и в лохмотьях.
— Вы тоже убивали белых женщин и детей.
— Никогда.
— Ваши люди убивали. Этого он не мог отрицать. Они долго молчали.
— Так почему же? — наконец спросил Джеймс, внезапно обрадовавшись тому, что он с ней. Безумная страсть утолена. Рядом с ним неподвижно лежит девушка. Он радовался лунному свету, падавшему на ее обнаженное тело, возможности смотреть на Тилу. Ему хотелось вновь обнять ее. Только обнять. Вдохнуть чистый, женственный аромат волос. Почувствовать ее тепло. Хотя они лежали рядом, Джеймс даже не касался ее. Но, залюбовавшись Тилой, вновь почувствовал возбуждение. Ее грудь, бедра, грациозные линии тела соблазняли его.
Тила покачала головой, взмахнув ресницами.
— Я… не знаю, — прошептала она. — Я хотела…
— Хотели чего?
— Вас.
— Индейца?
— Я хотела вас. Просто вас, Маккензи. Так просто! При желании можно увидеть в этом нечто большее. Объяснить это причинами и последствиями войны с индейцами. Больше мне нечего сказать. А теперь, будьте так добры…
— Нет, я не буду «так добр», мисс Уоррен, и не надейтесь.
— Но… — начала она, задрожав.
— Но! Момент наваждения пришел и ушел, и ваше соприкосновение с ним оказалось болезненным, поэтому сейчас вам хочется остаться одной, оберегать уязвленные тело и душу?
— Допустим, что-то в этом роде.
— Но я не уйду.
— Вы должны.
— Пока нет.
Склонившись, он едва коснулся ее губ. Затем скользнул по шее девушки, замерев там, где учащенно бился пульс. Оседлав Тилу, Джеймс осторожно приподнял ее волосы и снова отпустил, они волной упали на пышную грудь, почти скрыв ее. Тила не отрывала от него глаз, закрыв их лишь тогда, когда он коснулся ее тела. Пальцы нежно прошлись по грудям, ладони легко накрыли их. Он захватил губами сосок, откинув закрывавший его локон. Руки девушки легли ему на плечи, ногти впились в них. Не замечая боли, Джеймс ласкал и дразнил ее, подавляя разгоравшееся желание.
Его пальцы скользили по ее телу, губы следовали за ними. Он покрывал влажными поцелуями ее живот, бедра, сначала снаружи, потом внутри. Девушка напряглась и начала извиваться, но не смогла остановить Джеймса, потому он уже был у нее между ног. Луна заливала комнату нежным светом.
Джеймс видел Тилу, наслаждался ею, касался, дразнил и мучил ее. Обольщал.
Это было необходимо ему. Он не извинялся — гордость не позволяла. Но ему хотелось извиниться, предложить что-то в возмещение той острой, внезапной боли, которую она так стоически выдержала, и забыть об этом, когда небо окрасится золотисто-розовыми лучами рассвета.
— Пожалуйста! — шептала девушка снова и снова. Голова ее металась по подушке. В серебристом свете луны волосы струились по плечам. Запутавшись в его волосах, ее пальцы сильно дернули их.
Так недолго и самому лишиться скальпа… Но наслаждение стоит того.
Тила не открыла глаза. Джеймс на мгновение замер, наблюдая за ней перед последним чувственным натиском. Сдержанная, она вместе с тем вся полыхала. Он тесно прижался к ней, потерся о рыжеватые завитки, раскрыл ее поглаживанием пальцев и стал ласкать языком.
Девушка резко дернулась, обжигая его раскаленным огнем, с губ ее сорвался тихий крик. Она попыталась отстраниться, но Джеймс схватил ее руки, и их пальцы сплелись. Тила извивалась. Однако он не давал ей пощады. Страстная мольба, шепотом срывавшаяся с ее губ, оставалась без ответа. Эта девушка никогда не склонится перед ним, не снизойдет до слов, не уступит его требованиям. Она ответит лишь на то, на что захочет, и даже в этом будет бросать ему вызов. И все же он добьется каких-то уступок. Мысль об этом невыносимо волновала и мучила его, пробуждала безудержное желание — так, словно оно еще не было удовлетворено.
Ничего, он подождет, будет пробовать, дразнить, наслаждаться, сам страдая от сладостной пытки. Будет касаться, ласкать. Сладостная пытка…