С каждым днем она все больше ненавидела Майкла Уоррена. Тем не менее девушка старалась не выказывать этого.
— Сэр, — сказала она, — по вашему настоянию я была на танцах на прошлой неделе. Но поскольку Джон Харрингтон все еще на задании и неизвестно, где именно, полагаю, мне неуместно вновь появиться на танцах.
— Нынешний вечер будет особенным. Ожидают самого генерала Джесэпа, и ты должна появиться там. Он слышал о тебе самые восторженные отзывы. Так что повторяю: ты придешь на танцы, дочь моя.
— Сэр…
— Завтра я снова отправляюсь на задание. Если ты хочешь остаться здесь в мое отсутствие, ступай на танцы.
Значит, придется подчиниться. Иначе она своими глазами увидит то, что творит Уоррен, когда отправляется со своими подчиненными в очередную вылазку.
— Поход предстоит трудный, — сообщил он.
— Я не боюсь трудностей.
— Значит, боишься меня? Она покачала головой:
— Я не боюсь вас. Вы вольны делать со мной все что хотите. Его лицо выразило горечь и раздражение, — Я пытался, видит Бог, пытался быть справедливым к тебе и делать все, что в моих силах, ради памяти Лили! Господь повелел, чтобы дочь почитала отца своего, а ты постоянно перечишь мне. Тебя следовало бы запереть на многие ночи с Библией, чтобы ты училась смирению и покорности, девчонка, но поскольку я сейчас не могу этого сделать, запомни: я распоряжаюсь тобой, пока ты не вышла замуж за Харрингтона. Вот тогда наконец я умою руки. Сегодня ты отправишься на танцы и не позволишь себе сказать ни одного неучтивого слова генералу, иначе я привяжу тебя к спине мула и провезу по всей округе.
Не ожидая ответа, Уоррен пошел прочь уверенным и размеренным шагом. Дрожа, Тила поспешила в отведенную ей комнатушку. Раскрасневшаяся, потная, бросилась на постель. Ее тошнило. Когда тошнота прошла, девушка налила в миску свежей воды из кувшина и ополоснула лицо. В дверь постучали.
— Тила?
— Войдите. — Она узнала голос Кэти Уокер, жены лейтенанта Гарри Уокера, второго по званию командира в форте. Тиле казалось, что у этой миловидной темноволосой женщины лет тридцати всегда, независимо от погоды, румяные щеки и завидное умение сохранять спокойствие в любых обстоятельствах.
. Кэти улыбнулась:
— Я попросила Анабеллу принести нам чай, — сообщила она. — Я видела, что ты разговаривала с отцом, а потом убежала. С тобой все в порядке? О Господи! Все понятно. Твой красивый молодой человек воюет, а Майкл требует, чтобы ты снова появилась на танцах, не так ли?
— Да, что-то в этом роде, — пробормотала Тила. Кэти всегда была добра к ней, как, впрочем, и ко всем. Но разве можно признаться Кэти, что Джон Харрингтон — просто друг, а сама Тила проводит дни и ночи в мечтах о полукровке, семиноле, который хочет изгнать ее из своей жизни?
В дверь снова постучали. Негритянка Анабелла, служанка Кэти, принесла поднос с чаем.
— Спасибо, Анабелла, пожалуйста, поставь… — Взгляд Кэти скользнул по скудно обставленной комнате: походная кровать, небольшой комод, сундук и умывальник.
— Поставь сюда, пожалуйста, Анабелла, прямо на постель, — сказала Тила. Анабелла улыбнулась:
— Что-нибудь еще, миз Уокер?
— Нет, спасибо, Анабелла. Передохни, пока я не начну собираться на танцы.
Анабелла с поклоном оставила молодых женщин.
— Иногда, — начала Кэти, — меня безумно пугает то, что здесь происходит. Знаешь, несколько месяцев назад солдаты разгромили племя воинов, почти полностью состоявшее из молодых негров, а половина из них совсем недавно еще были рабами в Сент-Августине. Какое-то время люди просто боялись бунта. К счастью, вопрос был решен.
— Неужели?
Кэти уставилась на Тилу.
Та пожала плечами:
— Сейчас на Севере раздаются голоса аболиционистов. Но, Кэти, нельзя же винить этих людей за стремление к свободе!
Кэти фыркнула:
— Даже у семинолов есть рабы!
— Верно, но чаще всего их рабы получают свободу.
— И чаще всего живут отдельно. Тила, пойми, не все солдаты жестоки и не все семинолы — гуманисты.
— Я понимаю, что люди разные.
— Конечно. Кстати, негры обычно создают собственные банды. И им тоже достается от семинолов. Многие даже пришли в форт сдаваться.
— И часто это происходит потому, что они голодают, как и сами семинолы! — заметила Тила.
— Да, нет абсолютного добра и зла. — Кэти вздохнула. — Впрочем, я пришла сюда не затем, чтобы говорить о политике.
Девушка жестом пригласила Кэти опуститься на постель рядом с собой.
— Нет, конечно. Ты пришла сюда как друг, и я ценю это. Кэти приняла у нее чашку чаю:
— Нет, я пришла не для того, чтобы подружиться. Просто у меня такое чувство, что ты почему-то не с нами. Ax, Тила, не ты одна испытываешь симпатию к дикарям, против которых мы воюем! Многие военные подружились кое с кем из вождей. Да ведь известно, что Оцеола и Уайли Томпсон были друзьями, а потом Уайли заковал Оцеолу в цепи и распростился со своей глупой жизнью! Однако не забывай, Тила, на чьей ты стороне.
— Я не могу молчать, когда убивают невинных.
— Мне, это тоже не по душе, поскольку я — одна из них.
— О чем ты? — удивилась Тила. Ей показалось, что Кэти поправляет прическу, но та сияла небольшой шиньон, неотличимый от цвета ее пышных волос.
Тила вскрикнула. Ошеломленная, испуганная, она не могла отвести округлившихся глаз от Кэти. Слезы душили ее.