Джеймс почти ни о чем не думал, пока шел к форту. Быстрая ходьба доставляла ему удовольствие, освобождая душу и тело от напряжения и ярости.
Их встретил ликующий город. Люди, выстроившись вдоль улиц, смотрели, как солдаты ведут захваченных в плен дикарей. Мужчины и женщины кричали, смеялись, издевались над пленными, показывали на них пальцами. Джеймс шел опустив глаза.
Он слышал шепот:
— Боже, да ведь это полукровка Маккензи!
— Совсем превратился в дикаря! Кровь в конце концов берет свое, как брат ни рядил его в белые сорочки с кружевом.
— Он был гвоздем сезона…
— Ни одна приличная дама не подпустит к нему свою дочь! Даже если он богат, как Мидас!
— Богат?
— Ему принадлежит половина земель Маккензи.
— Но он же дикарь… такой красавец и все же дикарь…
Слова не имели значения. Джеймс слышал их и раньше. Он шел с пленниками по собственной воле, ибо желал разделить участь своего народа и сделать все, что в его силах. Ни пристальные взгляды, ни злобные слова не причиняли ему боли. Он высоко поднял голову и устремил взгляд вперед.
Но вдруг…
Джеймс увидел ее. Тила стояла у дороги в голубом цветастом будничном платье, царственно-прекрасная. Огненно-рыжие волосы были собраны в пышный узел на затылке.
Вцепившись в руку Джона Харрингтона, Тила провожала глазами нескончаемый поток индейцев и солдат.
Что-то в ней изменилось. Конечно. Последний раз он видел Тилу в роще — обнаженной, с распущенными волосами, свободную и непокорную. Тогда они были равны. Теперь — нет.
Белая девушка и полукровка Маккензи, к которому ни одна приличная дама и близко не подойдет. Горечь обжигала его даже в тот момент, когда он гордился тем, что унаследовал от своих краснокожих предков, — честью и свободолюбием, такими же неотъемлемыми чертами его народа, как преследующие этот народ голод, горе и болезни.
Но Тила одна из них. Ей не понять его. Однако дело не только в этом. Она действительно изменилась. Взглянула на Джеймса с жалостью и отвернулась. Он не выносил жалости. Но почему девушка отвернулась? От стыда? Она так цепко держалась за руку Харрингтона…
Да, Тила изменилась. В ней появилось что-то новое. И это не связано ни с тем, как она смотрела на него, ни с жалостью, ни со стыдом.
Джеймс заметил что-то почти неуловимое в ее облике И все перевернулось в его душе. Он напрягся, точно пружина. Самые разноречивые чувства захлестнули Джеймса: горечь, сомнения, страх, зависть, ревность…
Он смотрел, как Тила стоит рядом с Харрингтоном, и не мог отвести взгляд.
«Господи! — говорил он себе. — Разве не я сам велел ей выйти замуж за Харрингтона? Разве не я постоянно отталкивал эту девушку?»
Но это звучало неубедительно. Ему страстно хотелось прорвать оцепление, броситься к Тиле, схватить ее, встряхнуть. Да, пусть все увидят, какой он дикарь!
У нее будет ребенок, и зачала она его не несколько недель назад! Тила, наверное, знала об этом еще тогда, в лесу, но не сказала ни слова. Не сказала ему…
А что ей было сказать? Что она устала жить у Джаррета, ожидая его, хотя вокруг было много белых мужчин? А ведь Тила сама признавалась, что многие ей нравились! Роберт Трент, Харрингтон, доктор Джошуа Брэндейс.
Сжав кулаки, Джеймс снова устремил взгляд вперед. «Неужели предрассудки так затуманивают разум, что человека парализует страх? Если она знала, что это мой ребенок, почему не сказала мне? Неужели в ней лживо все, кроме желания — неукротимого желания?»
«Остановись! — приказал себе Джеймс, но сомнения и гнев уже укоренились в сердце, уязвленном предательством. Ведь только что предали Оцеолу, отряд и его самого. — Но чьего же ребенка она носит?»
Кто-то коснулся Джеймса, и он увидел старого Рили.
— Дочь Уоррена в толпе, — тихо сказал старик на языке мускоги. — Может, она пытается увидеть тебя…
— Если у нее хватит ума, она будет держаться подальше от меня! — с яростью воскликнул Джеймс и прибавил шаг.
Он знал, что это бессмысленно и нелогично, но его гордость была задета.
Джеймс уже не мог не думать о том, сколько мужчин, белых и краснокожих, наблюдают за ним сейчас.
За пленником, осуждаемым всеми.
Тогда как она смотрела на него, опираясь на руку другого мужчины.
Глава 23
Ворвавшись в дом, Тила громко позвала Джаррета. Он не вышел к ней, а Тара бегом спустилась по лестнице.
— Тила! Что случилось?
— Они привели большую группу индейцев… в форт. — Девушка задыхалась. Рядом с ней стоял взволнованный Джон Харрингтон. — Там Джеймс. Он… он в цепях!
Тара, побледнев, вцепилась в перила.
— Где Джаррет? — спросила Тила.
— Он уехал очень рано и еще не вернулся.
— Тила, — сказал Джон, — в форту Джеймс будет в безопасности. Не тревожься. Теперь ему не придется воевать…
— Да, но война придет к нему, если мой отчим вернется…
— Он участвует в кампании, — напомнил ей Джон.
— Кампании заканчиваются.
— Однако… — сказал Джон, но тут за его спиной открылась дверь. Тила обернулась.
Это вернулся мрачный и задумчивый Джаррет. Тила бросилась к нему:
— Они взяли Джеймса! Они схватили вашего брата и только что отвели его в крепость.
— Я знаю.
— Знаете?! — изумилась девушка. — Тогда вызволите его, Джаррет! Ведь вы, несомненно, имеете влияние…