– Вы просто упрямая своенравная девица! Вот вы кто! – выпалил гневно он и, стремительно развернувшись, направился в сторону горы.
Варя от досады прикусила губу, радуясь тому, что они говорили в стороне от других людей, и их разговор не слышали. Ибо она совсем не жаждала, чтобы другие люди видели ее очередное унижение от этого невозможного Алексея. Едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться, она долго смотрела на его удаляющуюся фигуру и чувствовала, что сердце дико болезненно бьется. Она не отрывала взгляда от Олсуфьева, пока он не скрылся в каменной шахте.
– Ступайте в избу к управляющему, – раздался над ее ухом низкий баритон Твердышева. Варя вздрогнула, так как не заметила, как он приблизился. – Чаю горячего попьете, согреетесь. Чуть позже домой поедем, – добавил он командным тоном.
Едва не плача, девушка, даже не взглянув на Твердышева, развернулась и поплелась, куда он велел. Проходя мимо одного из бараков, она заметила маленького серого котенка. Он жалобно мяукал, видимо, замерзнув, и жался к деревянному срубу. Отчего-то Варя подумала о том, что, возможно, этого котенка еще недавно гладил Алексей, и его рука ласково проводила по мягкой шерстке. Вмиг приняв решение, она подошла к котенку и, подобрав его, сунула себе за пазуху, под шубку.
Чувствуя, что уже сильно замерзла, она быстро направилась в избу, где управляющий собственноручно напоил ее чаем с кренделями. Еще полчаса спустя появился Твердышев и заявил, что пора ехать, а то скоро стемнеет. Варя уже почти успокоилась после разговора с Алексеем и согласно кивнула в ответ. Поблагодарив управляющего рудниками за чай, она вышла на улицу вслед за Матвеем Гавриловичем. Испросив разрешения Твердышева сесть рядом с ним впереди, Варя взобралась на облучок. Матвей поправил сбрую на лошадях и проворно уселся рядом с девушкой. Едва он взял в руки вожжи, как послышалось громкое мяуканье.
– Это что еще? – насторожился Твердышев, уткнувшись взглядом на ее грудь, где была отчетливо заметна странная выпуклость.
– Котенок, – ответила она, и из ее чуть распахнутой шубки показалось маленькая волосатая мордочка. – Он здесь на руднике замерзнет. Жалко его. Я его с собой домой возьму.
– Словно дитя малое. Котенок-то вам зачем? – нахмурился он.
– Говорю же вам, Матвей Гаврилович, замерзнет он, жало мне.
Окатив девушку недовольным взором, он более ничего не сказал и начал понукать лошадей, чтобы те сдвинулись с места. Котенок вновь спрятался в Варину шубку, а девушка облегченно вздохнула, думая о том, что этот котенок хоть как-то был связан с любимым Алексеем.
Почти полпути они проехали в молчании, как вдруг Матвей, бросая косые взоры на сидящую рядом девушку, заметил:
– Сморю, не очень-то ваш брат обрадовался встрече.
– Ему не нравится видеть меня здесь, в этой обстановке, вот и все, – буркнула она в ответ, смотря вмиг увлажнившимися глазами вперед, на белую дорогу. – Ему неприятна даже мысль о том, что я буду жить здесь, в этом убогом нищем месте.
– Чего это у нас убогое место-то? – сердито осведомился Твердышев, нахмурившись. – По всей стране люди так живут. Это вы, дорогуша, привыкли в столицах во дворцах танцевать, а жизни простых людей даже и не знаете. Что ж вы думаете, празднества ваши в Петербурге и наряды разве не трудом крестьян куплены? А вы, дворяне, лишь бездельничать привыкли.
– И вы не боитесь говорить подобные вещи? – спросила удивленно Варенька, повернув к нему лицо, и возмущенно добавила, сверкая очами: – Да если мы были сейчас в Санкт-Петербурге, вас бы точно упекли в крепость за эти вольные речи!
– Не вам меня крепостью пугать, – оскалился он ей в лицо. – Мы не в Петербурге! У нас здесь свои порядки и законы!
Он вновь отвернулся к лошадям. Варя же, прокрутив его последнюю фразу пару раз в голове, не сдержавшись, выпалила:
– Слышала я про ваши законы. Арина Афанасьевна мне все рассказывает, как вы на своем заводе над людьми измываетесь и плетьми наказываете!
Стремительно обратив на девушку тяжелый взор зеленых глаз, Матвей угрожающе прищурился.
– А вы, что ж, думаете, рабочие добровольно по четырнадцать часов работать будут? – голосом, в котором слышался свинец, произнес он. – У меня мало людей, а заказов много, оттого и приходится жестким быть!
– Жестоким, вы хотели сказать? – поправила его Варя ехидно.
После ее слов Матвей резко натянул вожжи, и лошади остановились. Повернув к девушке побледневшее от бешенства лицо, Твердышев коротко прочеканил: