– Живет, куда ж ей деваться, – пожал плечами Матвей.
– А что она за птица-то, расскажите? – не унималась баба. – А то мой Василий все уши про нее прожужжал. Такая, говорит, красивая и такая печальная, что братец-то у ней каторжник на рудниках. Все к вам в дом наведаться хочет, Василий-то мой.
– Зачем это?
– Дак и я его отговариваю. Говорю, что, мол, барышне неинтересно разговор с простым казаком вести. Ведь так?
– Все правильно вы говорите, Степанида Ивановна. Однако сегодня что-то не уследили за сыном-то, – мрачно буркнул Матвей, показывая красноречиво на молодых людей.
– А разве он мать слушает? – обиженно заметила та. – Все равно, говорит, подойду к ней и все. А она, видать, тоже не против пообщаться.
– Угу, – кисло кивнул Твердышев и вновь перевел прищуренный взор на молодых людей.
– Может, что и сладится у них, дело-то молодое, – лукаво усмехнулась Тоболева, указывая глазами на Василия и Варю, которые в этом момент смеялись.
– Молодое-то оно молодое, – медленно растягивая слова, произнес он, – только не того поля ягода барынька эта.
– Как?
– У этой барышни, поди, в столицах богатые и титулованные женихи есть. Фамилия ее не из простых. Ваш-то Василий явно не про нее. Так и вразумите сына, что не по чину ему за дворяночкой-то этой ухлестывать.
– Отчего это вы, Матвей Гаврилович, так говорите?
– Так просто предупреждаю.
– А вы, что ж, в ее охранители заделались, Матвей Гаврилович? – ощетинившись, проворчала Тоболева. – Судите, кто достоин, а кто не достоин барыньки-то вашей?
– Да надо больно, – процедил глухо Матвей. – Вашему сыну лишь добра желаю.
– Ну-ну, я и вижу, – сказала баба, подозрительно гладя на него. – Только мой Василий казак-то холостой. А вот вы, Матвей Гаврилович, мужик женатый. Так вот за своей женкой следите, а не по сторонам глядите.
– Чего? – опешил он и удивленно вперился в седую женщину.
– Бог тебе судья.
Буркнув под нос что-то неразборчивое, Тоболева отошла от него и направилась дальше.
Проводив бабу тяжелым взглядом, Твердышев направился к молодым людям, к которым вернулась раскрасневшаяся, запыхавшаяся от танцев Маша.
– Ночь уж скоро, домой пора, – раздался голос Матвея за молодыми людьми. Все трое обернулись.
– А Матвей Гаврилович, здравствуйте, – по-доброму улыбаясь ему в лицо, произнес Тоболев.
Матвей смерил урядника недовольным взглядом и буркнул приветствие в ответ. А затем перевел взор на дочь:
– Мать домой кличет, пойдем, Маша.
– Но тятя… – начала девочка.
– Домой, я сказал, – медленно повторил Матвей, а затем перевел взор на лицо Вареньки и тихо произнес: – Вы идете, Варвара Дмитриевна?
– Пожалуй, я еще задержусь, – ответила просто девушка и улыбнулась Тоболеву. – Не думала, что здесь так весело будет.
Зло зыркнув на Варю, которая не заметила этого, Твердышев, обращаясь вновь к девочке, глухо выпалил:
– Пойдем, дочка, а то скоро уж спать надо.
Машутка согласно кивнула и пошла вслед за отцом. Варя, же вновь улыбнувшись Тоболеву, попросила:
– А может, снова станцуем, Василий Егорович? Я уже почти все движения выучила.
– Пойдемте, пойдемте Варвара Дмитриевна, вы очень хорошая танцовщица!
Настроение Матвея не улучшилось и на следующий день. Неизвестно почему, накануне он долгое время не мог заснуть. Лишь когда около полуночи хлопнула входная дверь, и Твердышев заслышал, как Варя поднимается по лестнице наверх в свою комнатку, он устало прикрыл глаза и, обняв Арину, захрапел.
На следующий день без конца шел дождь. Арина с девочками и Варей в тот понедельник ездили к родственникам Твердышевых в соседнюю деревню и сильно промокли. Когда Матвей вернулся с завода около восьми, в гостиной он увидел лишь Арину, которая хлопотала у печки. На его вопрос она ответила, что Варя и Машутка еще в бане, греются, продрогли по дороге. Арина сама, чистая и румяная, подала ему ужинать. Танюша также румяная после бани, играла в углу комнаты. Твердышев отчего-то засуетился, мгновенно выхлебал грибную похлебку и, закурив трубку, ушел из дому, заявив, что ему надо зайти к старосте.
Однако, спустившись с крыльца, направился в сторону бани, а не к воротам. Уже стемнело. Оттого, приблизившись к деревянной постройке, мужчина остался стоять у небольшого окна, совершенно незамеченным. В этом месте небольшого сада росли вишни, которые полностью скрыли его высокую фигуру от посторонних глаз. В бане горела лучина, освещая пространство небольшой комнатки, расположенной перед парной. Едва Матвей подошел к окну и приник взглядом к узкой прорези, как увидел, что Варя споласкивает девочку водой. Поначалу весь обзор ему загораживала Машутка, но спустя некоторое время она завернулась в полотенце, а затем в старую шубу и ушла в дом. Варя же, оставшись одна, начала намыливать войлочную перчатку.