— Ах, какая прелесть, — улыбнулась фэйри, а из–под платья показалась красивая туфелька.
— Я — не прелесть! — строго произнес юный лорд, вспоминая сюсюканье старых дев. — Я — мужчина. У меня есть достоинство! Правда, оно еще не выросло! Но уже есть! Вырасту я, вырастут и достоинство, и честь, и доблесть.
— О, боги, — спрятала фэйри лицо в лодочку рук. Ее глаза улыбались, но юный лорд хмурился. Он не видел ничего смешного в своих словах про честь и достоинство, о которых ему рассказывали с детства.
— Почему вы в клетке? — обстоятельно и строго спросил юный лорд. — Вы себя плохо вели?
— Меня поймали в лесу, — вздохнула фэйри, осматривая прутья. — И привезли сюда.
Она не стала рассказывать, что однажды ее увидели охотники и напугали до полусмерти. Она так же не стала говорить про чары, которые непроизвольно заставили их влюбиться в хвостатую фэйри. И тем более не хотела рассказывать о том, как эти охотники убили друг друга, устроив драку за перепуганную красавицу.
Она умолчала, о том, как ее везли с мешком на голове в карете. Как ее допрашивал страшный голос, от которого она постоянно вздрагивала. И как потом, когда с нее наконец–то содрали мешок, этот страшный человек замер. Как из его уст прозвучало страшное слово: «Казнь». В ту ночью ее погрузили в черную карету. А потом куда–то несли, надев на голову мешок. Она помнила, как со скрипом закрылись двери новой камеры. И как ее мучитель, стоял на коленях клялся ей в любви. Как она сидела в роскошной комнате, загнанная в угол и смотрела на своего того, кто допрашивал ее, кричал на нее, обещал свернуть шею, чтобы сейчас стоять на коленях и просить любовь, как нищий подаяние.
Но самое страшное, о чем прекрасная фэйри умолчала, так это то, что у юного рыцаря были точно такие же глаза, как у ее мучителя. Серые, слегка отстранённые, жестокие и прозрачно — чистые. У него был тот же нос, те же брови. Только цвет волос у палача был светлый. А здесь на бархатный костюм падали темные локоны.
— Вы, наверное, плохо вели себя в лесу? — спросил юный дознаватель, расхаживая вокруг клетки. Он припоминал, как плохо можно вести себя в лесу, основываясь только на собственном опыте. — Кричали громко! Убегали далеко! Лазили на деревья!
Глава седьмая. Должность в наследство
— Да, — вздохнула фэйри, вспоминая, как бежала и пыталась спрятаться от охотников на дереве. И как кричала, когда люди окружили дерево.
— Если я вас выпущу, вы обещаете вести себя хорошо? — строго спросил юный рыцарь. И всем видом подчеркнул, что проследит за этим. Лично.
— Нет, прошу тебя! Не трогай прутья! — перепугалась прекрасная фэйри, видя, как маленькие ручки схватились за горящую голубым светом магию. — Тебя убьет! Будет очень больно! Это будет очень больно для…
Она пискнула, сжалась, пряча лицо в руках, но… ничего не произошло.
— … человека, — прошептала прекрасная фэйри, поднимая глаза на рыцаря. Тот пытался разогнуть искрящиеся заклинанием прутья. Она смотрела на него странным взглядом, видя как от усердия и превозмогаемой боли на лице у рыцаря, выступает пот.
— Не получается, — строго произнес юный освободитель, решив побыть освободителем в другой раз. — Я достану ключ.
— Даже не пытайся, — возразила фэйри, прикасаясь к прутьям. По ее руке пробежала синяя магия. И она тут же отдернула руку.
И тут молодой обольститель и освободитель по совместительству вспомнил, что скоро должен вернуться его отец.
— Простите, я смею откланяться, — совершенно серьезно произнес он, делая короткий кивок головой. — Разрешите я поцелую вашу руку.
Фэйри улыбнулась, осторожно протягивая руку сквозь прутья и стараясь, лишний раз не касаться магии. В ее руку ткнулся нос и трубочка губ. Причем, нос ткнулся первым.
— У меня важная встреча, — вздохнул юный обольститель, пока фэйри смотрела на него с улыбкой. Он подражал отцу, чтобы произвести впечатление на даму. — С неприятностями! Поверьте, они дожидаться не любят!
— Ты еще придешь? — послышался голос за его спиной. Где–то впереди уже брезжил свет отцовского кабинета.
— Как освобожусь! — ответил юный рыцарь, вспоминая, что отец любил ставить его в угол, дабы он подумал над своим поведением.
Панель на стене встала на место. А юный обольститель спрятался за штору. Постояв немного, он понял, что отец задерживается. Но осторожность была его вторым именем. Посидев в отцовской кресле, подвигав ящики отцовского стола, почитав с умным видом донесения, юный дознаватель, сполз и решил прогуляться. И как раз вовремя. В коридоре послышались шаги.