— Визжите громче, убогие душонки! Кричите, вопите, войте, это ублажает слух Господина. А когда Господин доволен, он хвалит Урфика. У-у-урфик любит, когда его хвалят. У-у-урфик любит, когда его хвалят. У-у-урфик любит…
Кто такой Урфик, я не поняла, да и не до этого мне было. Тело скручивало так, что и Урфик, и Господин, которых упоминал сортировщик, казалось, существовали в другой реальности. На языке крутились проклятья, и если бы он не опух до такой степени, что не помещался во рту, я бы крикнула пару ругательств, ублажила бы слух Господина.
Я зашипела от боли, когда сортировщик задел ногой мою лодыжку и взвыла, когда он взялся вытаскивать из-под меня чье-то трепыхавшееся тело. Посматривая на зависшие надо мной когти-вилы, я молилась, чтобы они не вонзились мне в грудь.
“У-у-урфик любит, когда его хвалят” — нараспев растягивая слова, не переставал бормотать урод.
“У-у-урфик, Урфик, Урфик” — отдавалось набатом в моей голове и я закричала, отбиваясь от нависшего надо мной сортировщика:
— Кто такой этот Урфик? Кто?! — он замер, до этого привычно оценивая мои повреждения, словно раздумывая, оставить на поверхности или закопать поглубже под массой тел.
— Урфик — это я, — ответил он, прищурив три пары глаз. — Буйная какая. Господин таких не любит.
Он склонился так низко, что его морда зависла в нескольких сантиметрах от моего лица. Оскалился, блеснув тонкими изогнутыми зубами, и пророкотал, окатив меня зловонным дыханием:
— Ты попала не на тот уровень. Урфик отведет тебя на девятый, мерзкая людишка.
Заливистый смех Урфика потонул в оглушающем реве, которым наполнился тоннель. Из глубины его снова повалил дым.
Скользкие пальцы обвили мою шею, вызывая сильнейшую боль, и сжали до хруста позвонков. Урфик потащил меня прямиком по телам, оцепеневшим от ужаса. Люди закричали, чувствуя приближение пламени.
Он вывел меня из тоннеля до того, как тот заполнился огнем. Цепляясь за стены пальцами, я упиралась ногами в пол и кричала, всем телом сотрясаясь от боли и страха.
— Вот ты где, остолоп!
Урфик остановился, и я влетела в его спину. Продолжая сжимать мое горло, он недовольно рыкнул:
— Чего тебе?
— Пожаловал Господин Ваал. Приказано подать на стол и подготовить покои для его слуг.
Я подняла голову и уставилась на жуткое нечто, отдаленно напоминающее привидение. Черный полупрозрачный сгусток витал в воздухе и потрескивал, разбрасывая вокруг себя огненные искры. Маленький рот его открывался, демонстрируя два острых клыка, глаз и вовсе не было видно.
— Господин Ваал останется здесь? Что стряслось? — проворчал Урфик и потер бок рукой, отчего трухлявая кожа шматками посыпалась на пол.
— Знать не положено. Выдели рабыню для обслуги, но не вялую, как в прошлый раз. Чтобы танцевать смогла и подносить блюда.
— Возьми эту, — Урфик толкнул меня в сгусток, и тот обвил меня, появившимися из ниоткуда, мягкими щупальцами, обездвиживая. — Я займусь покоями.
Сгусток поволок меня по широким коридорам, задымленным и тускло освещенным. Крошечные светлячки висели под потолком и издавали слабое свечение, но даже так была заметна сажа, осевшая на стены тоннелей. Вскоре сгусток вплыл в помещение, заставленное деревянными столами, с расставленными на них блюдами.
— Привел? — произнес кружащий над столами точно такой же сгусток. — Эй, ты, бери блюда и неси в зал.
Щупальца исчезли с моего тела, и я не устояла на ногах, неуклюже завалилась на пол. Как я понесу блюда, если тело выгибает от боли?
— Ну?! Живо поднимись! — прикрикнул на меня второй сгусток и протянул щупальца к склянке, наполненной жижей кровавого цвета.
— Что нести? — тихо спросила я, рассматривая блюда: куски сырого темно-бордового мяса, нарезанные брусками; розовые мозги, намазанные бледно-зеленым соусом; сочащаяся сукровицей печень; круглые кожаные мешочки, из неглубокого разреза на них, выглядывала белая начинка.
Прикасаться к этому разнообразию было брезгливо, но сгусток не на шутку разошелся, и сердито прикрикнул на меня, заставляя поторопиться. Господин голоден, видите ли.
Я взяла блюдо с мешочками и спросила у повара-привидения, куда идти. Он махнул щупальцами на тяжелую железную дверь в конце кухни и напомнил, что положено подносить блюда и танцевать. Пока я ковыляла до двери, мешочки танцевали на блюде, в такт дрожанию моей руки. Боль отступала, но при каждом шаге пронзала тело острым жалом. Приходилось останавливаться и, стиснув зубы, собирать волю в кулак.
В помещении, в котором я оказалась было светло и жарко, пахло вином и паленой древесиной. Посреди зала стоял длинный стол, украшенный резьбой по металлу, с толстыми массивными ножками. Ровные ряды крепких стульев с высокой спинкой были заправлены за стол, и только два из них заняты. Я застыла у входа, широко распахнутыми глазами, рассматривая ожидающих пищу чудищ. А посмотреть было на что!