Уехав в другой город, я нашла работу в риэлторском агентстве, и набравшись опыта, стала работать “на себя”. Больших денег это не приносило, но и голодать мне не приходилось. Вскоре произошло знакомство с коллегами, которые были успешнее, жили, пусть и не честной, но такой желанной для меня жизнью. В недолгих препинаниях с совестью, победила зависть, и я совершила первую грязную сделку. Деньги появились в кармане, едва ли не по взмаху волшебной палочки, и разожгли во мне алчный огонек. Сделки посыпались одна за другой, подкармливая мой банковский счет. Я чувствовала себя счастливой, хоть и приходилось часто переезжать из города в город, но до стариков, сменивших квартиры на ветхие домики, мне не было дела. Совесть тихо скулила, загнанная в самые потаенные уголки души, и со временем окончательно утихла.
Но теперь я слышала ее тихий голос и с жадностью ловила упрекающие слова. Она вопила, что ад заслужен, и мне не осталось ничего другого, как согласиться с ней, сокрушаясь от невозможности что-либо исправить. Запоздалое раскаяние овладело мной, добавляя страданий и без того истерзанной душе. И я не щадила себя, вытаскивая из памяти омерзительные моменты сделок и позволив совести вершить надо мной суд.
Когда меня с головой засосало под воду, я мгновенно ослепла, с истошным воплем касаясь пальцами затвердевших глаз. Меня крутило, как в центрифуге, било об тела людей, словно гигантский механизм в форме корабельного винта на дне рва пришел в действие. Интуитивно ища спасения, я стремилась подняться к поверхности воды, уже вяло размахивая руками. Постепенно сила механизма угасала, и бурлящий ров вернулся в прежнее состояние. Но я оказалась на глубине, окруженная со всех сторон толкавшимися телами.
И вновь тягуче потекло время. Я не боролась с болью, понимая, что смысла в этом нет. Мне пришлось принять, смириться с ней, как с неизбежным возмездием за совершенные грехи.
После третьего вращения центрифуги, вода неторопливо убывала, словно просачиваясь сквозь невидимые решетки на дне. И вскоре во рву не осталось ни капли кипятка. Но легче от этого не стало. Наоборот, люди рвались на свободу, не щадя обессиленных и не способных двигаться. Погребенная под тяжестью тел, я кричала, получая пинки и болезненные хватания за руки и ноги. Борьба людей ожесточилась, когда сверху в ров снова хлынул кипяток.
Глава 4
Вода во рву сменилась еще дважды. И каждый раз был, как первый — такой же внезапный, что и подготовиться не хватало духа.
Вдруг слух уловил ворчливый голос Урфика, и сначала мне показалось, что послышалось. Но затем раздался хруст ломающихся костей и истошные вопли людей.
— Вот она, — над ухом рявкнул Урфик, и я дернулась рефлекторно в сторону звука.
Меня грубо вытащили из воды и опустили на что-то жесткое, шершавое, похожее на широкую деревянную доску. Болезненный хрип вырвался из распухшего горла, и темнота заплясала перед глазами, рассыпаясь крохотными искрами, словно яркий фейерверк, взорвавшийся в ночном небе.
Люди с воплями хватались за доску, от чего меня трясло и подбрасывало, пока костлявая рука не легла на грудь. Урывками чувствуя слабые покачивания и слыша удаляющиеся крики, мне стало понятно, что ров остался позади. Внезапно в рот проникли чужие пальца, бесцеремонно раздвигая слабо сжатые челюсти. Как только на язык попали несколько капель горькой жидкости, пальцы исчезли. Тело обмякло, налилось приятной тяжестью, и боль осталась на задворках сознания. Мне хотелось спать, но мешало злобное шипение Урфика, который то и дело ворчал, а потом и вовсе стащил меня с доски, ударив животом об пол, но больно не было. Наверное, к этому моменту, я все же успела уснуть.
Пробуждение наступило резко — меня грубо куда-то тащили. Затекшее тело ныло, будто очнулось от сна, в котором провело месяцы, а может, и годы. Но я чувствовала это тело, вновь живое, наполненное энергией, не похожее более на кусок вареного мяса. Вернулось зрение, и первое, что я увидела, открыв глаза, — плывущий по воздуху Ворманд, щупальцами удерживающий меня за ногу.
Камни царапали спину, и когда терпеть стало невыносимо, я дернула ногой. Сгусток замер, обернулся, скаля острые клыки.
— Очнулась, человечка? — захихикал гнусаво.