– Разве не проще было жениться на моей матери? – сухо поинтересовался Рорик. – Особенно если Эгиль любил ее.
Торкель поморщился.
– Не могу сказать. Она была англичанкой, рабыней, а он так гордился своим происхождением. Но потом родился ты. Сын. Наверное, он не ожидал, что так сильно тебя полюбит. После этого он даже перестал ходить в море.
– Мою мать это не спасло.
– Да, но ты должен помнить, что в то время мы воевали с англичанами. Руны! Нам так не хватало земли, а раздробленная Англия только и ждала, чтобы ее захватили. И мы это сделали, клянусь бородой Одина! – добавил старик, взмахнув рогом. – В год твоего рождения, Рорик, к северу от Иорвика правили мы, норвежцы. Только Альфред Уэссекский сумел дать нам отпор. Великий воин. Великий король. И не вздумай напоминать мне о Ситрике.
– Не собираюсь, – буркнул Рорик. – Разве могу я проявить неуважение к хозяину?
– Думаю, тебя останавливает мысль о моих старых косточках, – хмыкнул Торкель. – Годы не идут им на пользу. – Он встал, потянулся. – Летом я сплю снаружи. Это полезно. Так что вы останетесь тут одни.
Прежде чем гости успели ответить, он снял шкуру с ближайшей скамьи, усмехнулся и вышел.
– Это мерзнуть-то полезно? – проворчала Ивейна, ошарашенная таким поворотом событий. Она совершенно не ожидала, что останется с Рориком наедине.
– Хочешь, чтобы я тоже ушел? – тихо спросил он, вставая.
– Нет, – прошептала девушка и, набравшись храбрости, взглянула на мужа. – Я хочу быть с тобой.
Она так и не поняла, что за выражение мелькнуло в его глазах. Рорик кивнул и направился к двери.
– Я вернусь, – коротко сказал он. – Хочу задать Торкелю еще пару вопросов.
Что ж, по крайней мере, он не отказался переночевать со мной под одной крышей, – утешила себя Ивейна.
Она встала, расстелила на полу шкуры и начала раздеваться. Ее решимость подкреплялась одним-единственным ласковым словом. «Рунный камень, любимая».
Рорик тихонечко прикрыл за собой дверь и застыл на пороге. Даже сердце его перестало биться.
Ивейна сидела у огня, поджав босые ноги, и расчесывала волосы. Золотисто-медовая грива шелковистым плащом окутывала ее спину, и разделялась на отдельные пряди, открывая то изгиб бедра, то гладкое плечо.
Совсем как при первой встрече, – подумал Рорик. Но на этот раз она не страдала от боли. И он не собирался прикасаться к ней.
А если она сама этого хочет? Девушка казалась воплощением соблазна, но Рорик боялся, что страсть к ней заставляет его видеть приглашение там, где его нет. И все же Ивейна ждала его обнаженная.
Рорик подошел к ней медленно, словно боялся спугнуть. Опустился на одно колено и протянул руку. Как в первый раз. Но хотя в ее глазах читалась неуверенность, страха в них не было, и, отбрасывая волосы с ее лица, Рорик знал, что навсегда останется ее пленником.
Боги, как она прекрасна. Он мог бы любоваться ею часами.
– Это не… жалость?
– Жалость? – откликнулся Рорик. Он схватил ее за талию, встал сам и заставил подняться ее. – Это похоже на жалость? – спрашивал он между поцелуями. – Это… – Он легонечко укусил ее за шею, – или это… – он захватил губами ее сосок.
Ивейна вскрикнула, утратив способность думать, видеть и слышать. Она могла только чувствовать. Чувствовать яростный стук его сердца, силу рук, почти жестокую настойчивость его губ.
С болезненным стоном Рорик выпустил ее из объятий и начал торопливо раздеваться. Ивейна покачнулась: ее била дрожь, и она непременно упала бы, если бы не Рорик. Одним мощным движением он подхватил ее, и они вместе опустились на ложе из шкур.
– Если это называется жалостью, – пробормотал Рорик, – то это жалость к самому себе.
– Не важно, – выдохнула Ивейна, прижимаясь к нему.
Но Рорик отстранился; он держал в ладонях ее лицо, глядя ей прямо в глаза и дрожа от возбуждения.
– Это важно, Ивейна, я хочу, чтобы у тебя был выбор.
– Я уже выбрала, – шепнула девушка и прильнула к нему всем телом.
Она трепетала в его объятиях, мягкая, открытая, жаждущая. Забыв обо всем, кроме всепоглощающего желания обладать ею, слиться с ней, стать ее частью, Рорик одним резким движением вошел в нее, вырвав у нее крик наслаждения.
Хриплый стон слетел с его губ. Обнимая Ивейну так, словно она осталась единственным живым существом в гибнущем мире, он дал волю безумной страсти, и вскоре горячая струя его семени излилась в ее лоно, соединив их навечно, зародив начало новой жизни.
Если очень, очень повезет, – подумал Рорик, когда к нему вернулась способность рассуждать.
Ивейна лежала под ним, такая неподвижная, такая усталая, что он почти не слышал ее дыхания. Рорик поднял голову, вспомнив о том, с каким неудержимым пылом он овладел ею. Она еще такая невинная, такая нежная и мягкая. Не понимая, откуда в таком хрупком теле столько страсти, он провел ладонью по ее животу.
Она может носить его ребенка.
Ее ресницы дрогнули. Ивейна взглянула на него и улыбнулась. Эта застенчивая и женственная улыбка каждый раз проникала в самое его сердце.
Рорик видел, как расширились ее глаза, когда он снова вошел в нее.
– Ты думала, одного раза хватит? – Он начал двигаться, медленно, плавно, намереваясь растягивать удовольствие, пока они оба не пресытятся, не опьянеют от наслаждения. Ивейна ахнула и задрожала. – Сотни раз, – прошептал Рорик. – Тысячу. И этого будет мало.
Да, этого будет мало, – думала Ивейна, пока волна чувственного восторга омывала ее тело, росла, перехлестывала через край, и снова начинала расти.
Ей хотелось поговорить с Рориком. Выяснить наконец, что он собирается делать. Но это не важно; у них еще будет время. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме тепла его тела, кроме твердых мышц под ее ладонями, кроме сладости его поцелуев.
Англия и его родственники подождут.
Тринадцатая глава
Но Гуннхильд и Оттар не ждали.
– Уехали? Что значит, уехали? – Рорик, прищурившись, взглянул на Торольва. После возвращения в Эйнарвик он показал ему рунный камень в присутствии рабов и слуг и рассказал об обряде введения в род.
За ужином было много разговоров и удивленных возгласов, но затем рабы вернулись к своим повседневным обязанностям, а Ивейна удалилась в спальню. Пришло время побеседовать с мачехой и братом.
– Оттар сказал, что отвезет Гуннхильд погостить к подруге, и чтобы к его возвращению духу нашего здесь не было, – ответил Торольв.
Рорик нахмурился.
– Чушь какая-то. К утру вся округа узнает о рунном камне. С чего они взяли, что мы уедем?
– Что ж, я в любом случае не собирался здесь задерживаться. – Торольв пожал плечами. – Возможно, они надеялись, что ты повезешь Ивейну в Англию, а к твоему возвращению все забудется.
– Гм. К подруге, говоришь? У этой женщины нет подруг.
– Тогда он, наверное, отвез ее в Каупанг. Кто знает? Все дело в том, Рорик, что им пришлось затаиться, пока мы не уедем. Думаю, Ингрид упала в фиорд уже мертвой. У нее на платье разрез. Он слишком маленький для кинжала, но мы с Анной нашли пятно крови на вырубке над фиордом. Если убийца заманил туда Ингрид, ударил ее, скажем, длинной булавкой, а потом столкнул ее тело в воду, издалека могло показаться, будто она сама поскользнулась и съехала по склону. Естественно, никто ничего не заметил.
– Похоже, убийца предпочитал колющее оружие, – пробормотал Рорик. – Хотя на нас он испробовал кое-что покрупнее.
– Что! – Торольв подскочил. – Ты хочешь сказать…?
– Да. У Гуннхильд есть причины скрываться. Она собиралась заткнуть рот Торкелю или убить нас всех, если мы с Ивейной доберемся до него первыми.
– Боги! И они думали, что я буду молчать?