Амалия полностью обнажена, из одежды на ней только обувь — кроваво-красные босоножки на золотой шпильке. И я, честно говоря, зависаю, забывшись, на совершенном великолепии ее молочно-белого тела. Округлые линии груди, бедер, резкие — шеи, рук, ног. От нее веет таинством и не может не возбуждать.
Тени от Клауда, кружащего над ней, собственная тень девушки, когда она поворачивает свой подбородок в противоположную от мужа сторону, отблеск оранжевого бра придают ее фигуре какую-то мистическую составляющую. Она невероятно прекрасна, и я понимаю Клауда, почему он прячет свою жену от другого мира, не давая той даже самостоятельно отправиться за покупками. Чертову ублюдку повезло и тут, но я помогу ему осознать свою никчемность.
Клауд так увлечен процессом, что даже не ощущает, что кто-то наблюдает за ними.
Он берет с большой кровати шелковую длинную ткань и подносит ее к жене. Разворачивает ее, и я понимаю, что перед ней платье. Он встает перед женой на колено, расправляет материю, и она, оперевшись на его плечо, вступает в круг платья, в этом освещении больше похожего на пламя костра. Убедившись, что девушка устойчиво стоит, он поднимает его вверх, медленно, дюйм за дюймом закрывая тело своей великолепно сложенной жены от внешнего мира.
На шее он завязывает две ленты большим бантом и расправляет их концы на обнаженной спине. Ее грудь полностью закрыта до основания шеи, позади струятся остатки красного банта. Девушка прекрасно выглядит, с этим убранными в высокую прическу волосами, сережками, похожими на крылья огромных бабочек, узким стильным платьем. Она похожа на богиню или женщину из высшего общества, кем, впрочем, и является. Но только я знаю, что под платьем этой принцессы ничего нет.
Я и Клауд.
Он нежно целует ее губы, не трогая руками. Потом поцелуй углубляется, он явно не может совладать собой, даже сквозь стены я чувствую запах его дикого возбуждения. И тут вдруг он отстраняется от нее, вытирает рот тыльной стороной ладони и пятится задом. Нащупав опору в виде кресла, падает в него, не отводя глаз от своей жены.
А потом вдруг расстегивает ширинку, приспускает брюки. На волю из темного плена штанов выпрыгивает возбужденный член. Амалия поворачивается к окну спиной, и я не вижу выражения ее лица, только ощущаю, как ее спина напрягается, как поджимаются ягодицы. Перевожу взгляд на ее хозяина. Он смотрит огромными, возбужденными глазами, в которых горит огонь желания, и облизывается. А потом, вдруг, облизнув руку, берется за свой член.
Амалия будто бы понимает, что ей нужно делать. Она медленно поднимает руки над головой и дважды хлопает в ладоши. Умный дом отвечает ей с готовностью: комнату заполняют звуки медленной, эротичной музыки, включившейся онлайн.
Девушка начинает медленно, будто кобра под звуки дудочки индуса, извиваться под мерный напев. Клауд рычит, и начинает яростно дрочить, глядя на то, как кружится его пластичная жена, подчиняясь музыкальному сопровождению.
Амалия двигается с закрытыми глазами — я успеваю увидеть это, пока она извивается руками и своим гибким телом, облаченным в красный шелк. Рукой вправо, влево, вниз. Снова — вправо, влево, вниз. Ладонью по бедру, кончик туфли из-под длинного подола, — все слаженно и удивительно волшебно.
От этого зрелища у меня самого встает, и я поспешно отстраняюсь от окна — химический состав антиоборотневого дезодоранта не готов справиться с мускусом желания волка. Это слишком насыщенный запах, его так просто не перебить.
Отхожу в тень и жду. Жду, когда Клауд кончит. Когда вытрет следы своего удовольствия. Когда возьмет Амалию под руку и выйдет из домика. Когда пройдет по деревянной дорожке между домами и окажется в большой зале, наполненной гостями.
Чтобы тогда начать действовать. И, дай мне сил Луна, чтобы только действовать, а не взять эту волчицу в темном углу кухни, вонзаясь в ее белое красивое тело снова и снова.
Амалия
Комната ослепляет резкими звуками, наплывом большого количества людей, незнакомых ароматов, звона. Вечеринка идет своим чередом, словно недавнее получасовое отсутствие хозяина и хозяйки никто не заметил. Кто-то болтает с фужером шампанского в руке возле окна, кто-то танцует в другом конце комнаты с партнером, кто-то оккупирует бар с алкоголем, выбирая, чем еще накачаться до конца Ночи Справедливости.
Мы входим в комнату одновременно с прибывшим мэром и его спутницей. На этот раз это девчонка, которой вряд ли есть восемнадцать, но по тому, как горят ее глаза, с каким выражением она оглядывает мужчин в помещении, я понимаю, что она далеко не невинна, а, возможно, даже подкованнее в сексуальном плане, чем я.