Моя мудрая и умная Сара.
Прощай.
— Эй, Алекс, — вдруг раздается из другого угла. Я перевожу болезненный взгляд туда, чувствуя, что стало чуть легче дышать. Клауд стоит, пошатываясь, практически передо мной, как демон — за ним раздувается пламя, разбухают змеями дымные кольца, потрескивает дерево.
Он кашляет, пытаясь говорить, даже машет перед собой рукой, разгоняя въедливый дым. И в ней мелькает тонким лунным серпом нож в бордовых разводах.
— Как причудливо все складывается. Но уже второй раз результат все тот же: твои бабы мертвы, ты ничего не можешь сделать. И сейчас пришла пора…нам проститься… — он закашливается, и я понимаю, что он харкает кровью. — Прощай, шкура!
И он выкидывает руку вперед. Нож, сверкая, разрезая тяжелый плотный воздух, летит прямо ко мне в объятия.
Амалия
Этот странный огромный оборотень держал меня, когда я, кашляя и постанывая от боли, пыталась вырваться из его рук. Я не могла смотреть, как догорает дом, в котором находился человек, которого я…которого я…
Успела полюбить…
— Нет, нет, нет, — шептали губы, но больше ничего не удавалось сделать, крик замирал в груди, опадал прошлогодними листьями на землю.
Оборотень ухватил меня поперек живота, чтобы я не могла вырваться и побежать прямо внутрь этого страшного костра, который пожирал, забирал с собой его жизнь.
— А — воздух толкнулся в сухое горло черным дымом..- лекс! А-лекс!
Его имя буквально выхаркивалось из легких, было невозможно тяжело оставаться в стороне. Я развернулась к оборотню, заглянула в его темное лицо и бросила:
— Отпустите! Меня! Если вы не можете спасти его, это сделаю я!
Он только сверкнул глазами.
— Сгоришь там, почем зря, — сказал хрипло, как человек, который явно разговаривал, напрягая свои голосовые связки, последний раз очень давно.
И мне оставалось только всхлипывать и дрожать, когда остатки самообладания покидали меня.
С ужасающим ревом вдруг рухнула крыша. Скрежет и вой разнесся по всему лесу, покачнулась стена, но осталась стоять. Из окна вырвался столб пламени, выбив стекло. Вокруг стоял смрадный запах горящего дерева, пластика, бумаги. Внутри дома тоже все крошилось и рушилось: было слышно, как опадают полки, шкафы, какая-то мебель.
Вдруг там что-то звякнуло и будто ударилось об пол. В этот же момент из дома рвануло так, что практически выбило барабанные перепонки. Пламя понеслось ввысь, в стороны, опаляя жаром даже нас, стоявших поодаль. Вокруг посыпалось разбитое стекло, какие-то осколки, горящая ветошь. Оборотень резко развернул меня лицом к лесу, закрыв своей спиной от горящего дома.
— Газовый баллон, — мрачно объяснил он.
Мы с ним резко обернулись, и вот тогда я чуть не умерла на месте: дома не стало. Остался стоять только догорающий остов, по которому струился вверх огонь.
Оборотень прижал меня крепче к себе, от чего раны начало жечь сильнее, будто по ним прошлись рукой в соли, и держал до тех пор, пока не убедился: во мне не осталось сил.
Из дома никто не выбрался живым. Не вышла ни единая живая душа: ни Клауд, ни Алекс. И это было самое страшное событие последних дней.
Черный оборотень отпустил меня, дотронувшись кончиками пальцев спины, и я упала на землю, уткнувшись коленями в прорезанной рванине джинс холодных листьев. И тут же завыла. Как волчица, потерявшая семью, любовь и свою жизнь. Как женщина, лишившаяся целого мира.
Во мне полыхало отражение того огня, что я видела перед собой, огня, забравшего у меня Алекса — единственного человека, который заботился обо мне, чью любовь я ощущала на кончиках пальцев, в воздухе, кто обволакивал меня своим присутствием, даже молча. Если это не истинная пара, то тогда кто же это? Кармический человек, предназначенный мне судьбой? Тогда судьба очень коварная штука: подразнив меня, она забрала то, что стало единственно важным для меня. О, Луна! Как это несправедливо, жестоко и страшно!
— Тебе нужно встать, — спустя какое-то время обратился ко мне незнакомец, что вынес меня из огня. — Слышишь?
Обернулась непонимающе и увидела, что он показывает наверх, в воздух. От горя я совсем оглохла и ослепла, и потому не сразу сообразила, о чем он говорит, и только спустя несколько томительных минут осознала. Прямо над нами пролетал небольшой полицейский вертолет, который патрулирует город.
— Он показывает дорогу пожарным, — объяснил мне этот волк. — Через несколько минут они уже будут здесь.
Я пожала плечами, мне было все равно на весь этот мир с его условностями, с его неспешной или одуряюще ускоряющейся жизнью, с его правилами и нуждами. У меня было свое горе, которое мне хотелось оплакать самостоятельно, в одиночестве. Я бы молила о том, что отдам все, что имею и имела только за то, чтобы предложить ему хотя бы еще немного, со мной или без меня. Лишь бы оставался живым.