Она прижимает свою голову к моей груди, и я отодвигаю полы расстегнутой зимней куртки, чтобы быть ближе к ней. Амалия прислушивается к лихорадочному биению моего сердца и улыбается.
— Это и правда ты, — тянет она и снова смотрит в глаза своим лучистым взглядом. — Но… где? И… как?
Жмурюсь, вспоминая дни и ночи, проведенные в больнице под чужим именем. Было непросто не рвануть к ней сразу же, как только выбрался из-под завалов дома, убедившись, что Клауд мертв, но я сдержал себя. Догадался подкинуть в дом останки того мелкого хитрого оборотня, что поджог дом по установке Блэквуда.
А после…
Трубки, капельницы, череда операций, не возможность перевоплотиться в зверя, пока не будут поставлены на место хотя бы кости в ногах…
Но тем слаще стало чувство свободы, когда выбежал первый раз на улицу, помахивая хвостом, вкушая ароматные запахи леса, животных, окружающей действительности.
И, как только это произошло, собрался и пошел туда, откуда все началось: к дому Клауда. Амалии там не было с того дня, как я увез ее оттуда, и эта новость сначала выбила у меня почву из-под ног. Ее не было в городе, в лесу рядом, и я запаниковал. Неужели она могла покинуть этот мир, неужели Клауд убил ее?
Я уже собрался бежать в другой город, но вовремя решил наведаться к Леснику. Должен был сказать ему, что тот не зря вытащил меня из тюрьмы. Все-таки я отработал его доверие: Клауд Блэквуд ославлен за свои деяния, и Клауд Блэквуд мертв.
Увидев меня, он не удивился, будто чувствовал, что я однажды появлюсь на его пороге.
Только вышел из дома, взяв в руки корзину с едой, и пошел вперед, а я двинулся за ним следом. Такое в порядке вещей у оборотня, что следит за порядком: не говорить, а делать. Он шел и шел, уже начал идти первый снег, покрывая белым дорожки в лесу, и я, смотря на это, подумал, что тоже начинаю жизнь с чистого листа.
Дойдя до дома, в котором я жил столько времени, он постоял немного, и вдруг открылась дверь. На пороге стоит Амалия. Хрупкая, женственная, маленькая и такая домашняя в своем халате. Она так красива, что я не могу смотреть: стою с закрытыми глазами, и только слушаю их разговор, наслаждаясь звуком ее голоса, считывая ее настроение, ее состояние. Она говорит тихо и печально, несчастно, грустно, медленно. Будто бы внутри все заморожено в лед, а снаружи раскрашено гуашью, придавая чертам выразительность.
— Оставайся и живи. Тебя никто никуда не гонит, — говорит ей лесник и размашисто уходит, а, проходя мимо меня, дотрагивается до моего плеча. И я понимаю, что эти слова предназначены и мне. Я бесконечно благодарен ему за то, что он сумел спасти мое сокровище, сохранил ее для меня, и киваю ему.
Лесник впервые за все время нашего знакомства улыбается, и все его черты становятся мягче, он преображается совсем в другого человека.
Он уходит, но я все равно не могу решиться войти в этот дом, в который привез ее, чтобы подчинить себе, вычерпать из нее все человеческое, живое, а потом и убить.
Но звук ее голоса, когда она принимает меня за Лесника, все расставляет на места. Она нужна мне. Вся, полностью, без остатка.
— Я всегда буду с тобой, — говорю хрипло в ее розовое ушко. — Потому что люблю тебя всю. Всю без остатка. Ты — самое дорогое, что у меня есть сейчас и самое лучшее, что у меня будет до конца моих дней.
Она смеется мне в грудь, и я чувствую, что лед внутри нее тает, она расслабляется.
— Ты снова хочешь меня похитить? — лукаво спрашивает, подмигнув.
Шутливо рычу, вдохнув ее теплый родной аромат волчицы прямо у виска.
— Похитить и никогда не отпускать, — мой голос сбивается: изнутри пружиной расправляется возбуждение. Как всегда рядом с ней. С моей истинной парой.
Вся моя жизнь обнулена. Нужно начинать с самого начала, и я это делаю прямо сейчас.
— Амалия… ты нужна мне, и я хочу, чтобы ты стала моей женой, — говорю, глядя в ее лучистые глаза.
И Ами облизывает губы своим красным языком, от чего возбуждение простреливает меня всего. Я подхватываю ее на руки и заношу в дом, захлопнув ногой дверь в сырую темноту одинокой ночи, и со своей бесценной ношей поднимаюсь наверх по ступеням в комнату, которая была так давно моей.
Меня не интересует все, что я вижу вокруг, но могу сказать, что дом стал уютнее, Амалия явно вложила в него свою душу, пока находилась здесь.
Девушка льнет ко мне мягкими поцелуями, нежными, словно прикосновение крыльев бабочки, покрывает все участки тела, до которых может дотянуться: шею, скулы, ключицы. Эти простые ласки крутят во мне все узлом, завораживают и распрямляют пружину. Я мягко укладываю ее на кровать и махом стягиваю куртку вместе с футболкой, а потом принимаюсь за ее одежду — тяну за кончик пояса от махрового халата.