В этот оазис культуры и попала наша Мария Павловна. В 1804 году ее выдали замуж за внука Анны Амалии, наследного принца Карла Фридриха. По мнению Марии Федоровны, как и все предыдущие женихи ее совершенных душой и телом дочерей, он был малым добрым, но все-таки «слишком прост умом». Его провинциальная неуклюжесть смешила всех при роскошном русском дворе, но он был трогательным и милым, и Мария без колебаний пошла за него, хотя впоследствии многие замечали неравенство этой пары — рядом с умной, тонкой и деятельной Марией Карл Фридрих поражал утонченных гостей веймарского двора своей глуповатостью и инертностью. Вообще с тех пор, как старшие дочери Александра и Елена были выданы замуж без особого их согласия, Мария Федоровна в матримониальных делах выдвигала обязательное условие: слово невесты — решающее.
После свадебных празднеств в России молодые отравились в Веймар. Приближение русской царевны напоминало приезд персидской княжны: впереди нее целый караван из восьмидесяти телег вез из России драгоценную мебель, посуду, вазы, гобелены — потом оказалось, что драгоценных тканей, привезенных Марией в приданом, хватило на многие годы. Все в Веймаре сгорали от любопытства, ждали «появления новой звезды с Востока». Шиллер даже написал осторожные, дипломатичные стихи на приезд молодой принцессы:
Десять дней Веймар праздновал прибытие молодоженов. Мария в Веймаре всем понравилась. У нее хватило такта, ума упрятать подальше имперскую спесь своей матушки и сочетать, как писал Виланд, «прирожденное величие с необыкновенной любезностью, деликатностью и тактом в обращении» и с прислугой, и с великим Шиллером, который тотчас обратил внимание на начитанность, музыкальность принцессы, а также на твердость ее духа, «направленного на серьезные предметы». Бабушка Анна Амалия тоже была довольна невесткой: «Моя внучка — просто клад. Она принесла нам счастье и благословение. У нее полное отсутствие мелочной гордости. Всякому умеет она сказать что-нибудь приятное и чутко понимает доброе и прекрасное...»
А времена наступили страшные.... Начались наполеоновские войны. Что значило Великое Саксен-Веймарское и Эйзенахское герцогство на карте завоевателя мира Наполеона? «Великое» только в титуле, а в сущности — обломок феодальных времен, маленькая песчинка, которую он мог бы смахнуть одним щелчком. К тому же герцог Карл Август — тесть Марии и сын Анны Амалии — служил в прусской армии. После битвы под Иеной в 1806 году, когда Пруссия потерпела страшное поражение, пришел час катастрофы для Веймара — французские войска захватили его. От разгрома Веймар спасла великая герцогиня Луиза, отважно и величественно встретившая 15 октября 1806 года нового Тамерлана на пороге своего дворца, где она дала кров сотням женщин и детей, которые боялись насилия со стороны завоевателей, разгоряченных только что одержанной победой над пруссаками. Наполеон оценил по достоинству поступок этой незаурядной женщины, которая, в отсутствие бежавших неведомо куда мужчин герцогской семьи, на античный манер прикрыла собой свой дом и отечество, и не подверг герцогство разорению, хотя контрибуцию все-таки наложил. Возможно, что слава «германских Афин» тут тоже сыграла свою спасительную для Веймара роль. Но маленькому герцогству пришлось трудно — его включили в Рейнский союз, который подчинялся Наполеону, и для Марии Павловны пришла пора испытаний. От нее потребовали, в уплату контрибуции, забрать из России оставшуюся там половину приданого, положенного в банк для обеспечения будущего ее детей. Это означало, что деньги эти пойдут французам — врагам России. Мария Федоровна отказала дочери в ее просьбе, как и император Александр I, который в 1807 году писал, что скорбит о положении страны, ставшей «вторым отечеством сестры моей... стонущей под игом французского правления», но не может нарушить указ своего отца императора Павла, который, положив эти деньги в банк, озаботился судьбой и благополучием будущих детей Марии. Тем более очевидно, что «всякая денежная помощь, оказанная Веймару, не замедлит перейти в сундуки неприятеля и будет употреблена на войну, которую он ведет против нас...»