Впрочем, начало ее царствования все же не обошлось без кровопролития. В начале июля 1762 года в Ропшинском дворце умер бывший император Петр III. История смерти несчастного императора покрыта тайной. 7 июля 1762 года произошло то, что одни историки называют убийством, а другие внезапной смертью Петра, умершего от инсульта или, как писали в официальных документах, от «геморроидальных колик». В пользу первой версии об убийстве Орловым и его пьяными товарищами царя свидетельствуют несколько присланных А. Орловым из Ропши лично Екатерине писем. В одном из этих писем Алексей Орлов просит простить его ради брата Григория и не назначать расследования, так как «принес повинную». Никакого расследования впоследствии так и не проводилось. Екатерине в конечном счете был важен результат — смерть Петра, щекотливой для нее династической проблемы более не существовало. Поэтому она ничего не предприняла ни для предотвращения назревавшего в Ропше несчастья, ни для его расследования. Такова была логика политической борьбы. Нет человека — нет проблемы!
Как и в Ропшинском деле, неясна роль Екатерины в драматической истории гибели другого ее соперника — бывшего императора Ивана VI Антоновича, сидевшего в заточении с 1741 года и убитого в августе 1764 года при попытке подпоручика В. Я. Мировича освободить его из крепости Шлиссельбург. Этой истории предшествовало несколько разоблаченных заговоров в среде дворянства в пользу Ивана Антоновича и поездка Екатерины II в Шлиссельбург. Там она виделась с таинственным узником, а после этого подписала новую инструкцию охране секретной тюрьмы, в которой и сидел бывший император. Согласно этой инструкции, страже предписывалось уничтожить секретного узника при первой же попытке его освобождения кем бы то ни было. Примечательно, что ранее в инструкциях такой пункт отсутствовал... А после этого Мирович попытался освободить Ивана Антоновича, и стража, как раз согласно букве новой инструкции, умертвила несчастного. Есть серьезные подозрения, что Мировича, недовольного своей жизнью и мечтавшего «выскочить наверх», кто-то спровоцировал на эту авантюру. С арестованным Мировичем обошлись на редкость гуманно — его не пытали, как это было принято в политическом сыске даже за невинные проступки, следствие продолжалось недолго и его быстро свернули. Но затем с преступником поступили сурово — его казнили, что страшно поразило современников, уже отвыкших от публичных казней, отмененных за двадцать лет до этого Елизаветой Петровной. Кажется, кому-то было выгодно спрятать концы в воду. Интересно, кому? После переворота 28 июня 1762 года фельдмаршал Б. X. Миних пошутил, что никогда не жил при трех императорах одновременно: один сидит в Ропше, другой — в Шлиссельбурге, а третья — в Зимнем дворце. Не прошло и двух лет, как шутка стала анахронизмом. Словом, мы можем сказать, что край белоснежной мантии Екатерины был испачкан кровью...
Став императрицей, Екатерина II оказалась в довольно затруднительном положении. У нее не было формальных прав на престол, на языке законов того времени она была типичным узурпатором: свергла законного монарха — своею мужа и закрыла дорогу к трону своему сын)' Павлу — прямому наследнику отца, Петра III. Но зато у Екатерины II была власть и страстное желание править. Кроме того, у нее были идеи, она много знала, хотя и не имела опыта государственной деятельности. Но «герои революции 28 июня», ее сподвижники по перевороту — гвардейцы, опьяненные успехом и вином, — в полной мере почувствовали свою преторианскую силу, свое «право» свергать и возводить царей и поначалу несколько свысока относились к «своей государыне». Осенью 1762 года Екатерина писала своему бывшему любовнику Понятовскому: «Я должна вести себя весьма осторожно... последний гвардейский солдат, видя меня, говорит про себя: это дело моих рук!» Однако в этой опасной для каждого начинающего политика ситуации Екатерина II проявила незаурядный ум, огромное терпение, волю, хитрость и изворотливость. Она сумела, никого не обижая, взять реальную власть в свои руки и крепко держать ее до конца. Символично, что, когда накануне дня коронации в 1762 году ювелир И. Позье, немного смущаясь, промолвил государыне, что изготовленная им корона получилась тяжеловата из-за обилия бриллиантов, Екатерина успокоила его, сказав, что как-нибудь она уж продержит «эту тяжесть» в течение четырех-пяти часов коронационной церемонии. И действительно, она продержала «эту тяжесть» не только во время коронации в Успенском соборе Московского Кремля, но и еще тридцать четыре года — до последнего дня своей жизни...
Серьезная опасность власти Екатерины II исходила не столько от гвардейцев, щедро награжденных ею за свой июльский «подвиг», сколько от аристократической оппозиции во главе с воспитателем наследника престола графом Н. И. Паниным, тонким политиком и изощренным царедворцем. Он мечтал об ограничении власти императрицы особым высшим Государственным советом, состоящим из аристократов, и пытался провести эту идею под видом реформы Сената и высших органов власти, работавших тогда неэффективно. Екатерина почти одобрила проект Панина, но в последний момент, уже подписав указ, вдруг, ведомая особым «чутьем самодержца», оторвала нижний край документа — там, где стояла ее подпись. Самодержавие осталось неизменным.