– Да что с тобой?! – Перлмар повысил голос. Глаза гневно сверкали из-под нахмуренных бровей, массивный подбородок ходил влево-вправо. – Может, это тебя разбудит?!
Шкурник обхватил Духова за плечи, встряхнул. Андрей мотнул головой и охнул, когда тело отозвалось болью.
– Очнулся теперь?!
– Очнулся, – пробормотал Андрей, освобождаясь от железной хватки Шкурника.
– Тогда пошли.
Не дожидаясь ответа, Перлмар повернулся и направился к длинным деревянным вагонам, оставленным в сотне шагов от Ползучего Бора. Повозки держались на шести огромных – почти в человеческий рост – колесах, с каждой стороны темнели десятка три небольших квадратных окошек. От раскрытых прямоугольных дверей тянулись узкие лестницы, по которым один за другим поднимались Шкурники. Поднимались и пропадали в темной утробе повозок…
От последней мысли Андрей передернул плечами и повернулся к проклятому лесу. Возле стены деревьев возились Дымовики. Им предстояло собрать стесанную шкуру и мертвую древесину. Все это использовали Зельевары – проводили опыты, надеясь, в конце концов, найти средство, которое сможет раз и навсегда одолеть Ползучий Бор, составляли снадобья, вроде мерзкого, но необходимого дыши-зелья. К тому же, если просто бросить шкуру, из нее появятся Гнильцы – бесформенные и вредные твари, маленькие, но довольно опасные.
«Надо идти», – подумал Духов. Он снова взглянул на повозки и увидел, что снаружи осталось не больше двух десятков Шкурников.
Подобрав топор, он медленно пошел прочь от Ползучего Бора. С краника воспоминаний сорвалась еще одна капелька – и Андрей понял, что ему нужно в повозку с большой красной тройкой на боку.
Оказавшись внутри, он присел на скамью – напротив Перлмара. Тот бросил на него недовольный взгляд, скривил губы и уставился на истоптанные доски пола.
Из глубины вагончика донесся кашель. Натужный, глухой, похожий на лай. Сразу несколько Шкурников повернулись на звук. Андрей вытянул шею и увидел метрах в пяти толстяка, сложившегося едва ли не пополам. Он прятал лицо в ладонях, кашлял и сотрясался так, что в любой момент мог слететь с лавки. Остальные смотрели на него – молча, напряженно и сочувственно.
Приступ длился не меньше минуты. Потом толстяк немного распрямился, вытер рот и вспотевший лоб и, поймав десяток тяжелых взглядов, пробормотал:
– Простыл вот немного, – голос у него оказался сдавленным. По круглому лицу прошла судорога – Шкурник сдерживал новый приступ.
«Ненадолго это», – понял Андрей, чувствуя тошноту.
Остальные молча смотрели на толстяка. Тот растерянно скользил взглядом по неподвижным фигурам.
– Чего вы?! – с нотками обиды и страха спросил он. – Смотрят, молчат, как будто со мной неладно что-то! Все хорошо, говорю вам! Ясно?!
Несколько человек кивнули, отводя глаза.
– Вот, – толстый Шкурник шмыгнул носом, дернул губами, пытаясь улыбнуться. – Другое дело. А то вылупились, непонятно на что!
– Фабел, – тихо, осторожно заговорил сухой старик с длинными обвислыми усами. – Пятую Стёску уже заходишься.
– И что?! – выкрикнул толстяк. В глазах – злость напополам с испугом. – Пятую Стёску! – он передразнил, сморщился и надул щеки – кашель рвался наружу. – Подумаешь! Говорю еще раз: простудился я маленько! Простудился! Не верите?! У меня и жар, и голова болит! И кости ломит! Вы лоб мой потрогайте!
Шкурник подался вперед, сцапал старика за руку и приложил тонкую кисть с узловатыми пальцами к своему вспотевшему лбу.
– Ну?! – требовательно выкрикнул он. – Чувствуешь жар?!
– Чувствую, – бесцветно отозвался усач, убирая руку. Андрей понял, что ничего тот не чувствует.
– То-то же! Выдумывают себе невесть что!
Фыркнув, толстяк откинулся и, едва спина коснулась стены, согнулся в новом приступе. На этот раз он мучился не меньше трех минут. Прижимал руки к лицу, пытался задерживать дыхание, но кашель отчаянно бился внутри несчастного. И когда тот, наконец, успокоился, на рукаве защитного костюма остались пятна – гной с кровью, вернейший признак лающей болезни.
Несколько секунд Шкурник рассматривал темные следы. Затем, с выражением мольбы на красном лице, повернулся к усатому старику.
– Это… – в горле забулькало, толстяк несколько раз крякнул и продолжил: – Это ничего еще не значит, правда ведь?! У меня простуда, просто очень сильная! Такое бывает, когда простужаешься, верно?! Я знаю! У меня дядя так болел! Кашлял, кашлял, плевался кровью, а потом – раз! – и выздоровел! И я так же!..