— Я люблю другого.
— Кто он? — тон Ричарда Ольстена вмиг стал иным.
— Я помолвлена с Роландом Бартоном. Вы не можете посвататься к чужой невесте!
— С кем? Он же пропал!
— Его украли феи.
— Тем более. Вы свободны, мисс Дженнет, и вполне можете выйти замуж, за кого пожелаете!
— Я хочу выйти замуж за Роланда Бартона.
— Это невозможно! Он…
— Не умер! Мне этого достаточно! Прошу меня извинить, мама, но новой помолвки не будет!
Кивнув головой родителям, девушка молча направилась к себе.
Не прошло и пяти минут, как в ее комнату влетела миссис Холл. На женщине не было лица.
— Ты в своем уме, дочка? — с порога воскликнула она. — Отказывать такому жениху! Отец после свадьбы выделяет ему роскошный коттедж с миленьким садиком и птичником. И десять тысяч дохода! Плюс твои пять…
— Четыре, мама.
— Отец готов дать больше. Правда, из-за этого мы все должны потуже затянуть пояса… И конный завод! Через несколько лет вы разбогатеете…
— Но мама, я люблю Роланда Бартона!
— Что правда, то правда, — миссис Холл оставалась верна себе и во всем искала подвоха. — Сказать по правде, он мне не слишком по душе. Слишком много говорит о лошадях и слишком мало слушает, что говорят другие. Тебе будет очень трудно с таким муженьком, помяни мое слово… И выходить без любви или какой-то сердечной склонности… Но хотя бы из чувства благодарности могла бы быть немного полюбезнее!
— Благодарности? — Дженнет показалось, что она ослышалась. — За что мне его благодарить?
— Да хотя бы за то, что сватается к тебе! Ты же в глазах людей все равно, что вдова!
Дженнет вздрогнула, как от удара по лицу.
— Ах, вот вы как, мама? — прошептала она.
— А что тут долго говорить? — миссис Холл присела на дочкину постель. — Сама видишь, как жизнь повернулась! Тебе уже девятнадцать лет. Пора задумываться о будущем! Мистер Ольстен завидный жених, хотя и не совсем такой человек, с которым ты будешь счастлива. Но другого-то нет! И неизвестно, будет ли когда-нибудь! Так что мой тебе совет — подумай хорошенько! Мистера Бартона не вернуть. А жизнь продолжается… Выходи за мистера Ольстена, роди мальчика, назови Роландом — вот и будет тебе утешение.
Дженнет даже онемела. Она многого ожидала от матери, но не такого совета.
— Я… не могу, мама, — еле слышно промолвила она.
— А никто и не торопит, — миссис Холл по-своему поняла колебания дочери. — Скажем, до осени!
Девушка посмотрела в окно. Денек был нежарким, но солнечным, как раз таким, который и нужен в начале июля. Иванов день уже послезавтра… Вспомнились сказки про фей. Бывало же такое, чтобы они отпускали человека, хотя бы и через сотню лет. А что, если…
— Я подожду.
— Конечно-конечно! До осени! Скажем, до забега в Гайд-парке. После этого мистер Ольстен вернется домой в начале октября, и можно будет назначать дату…
— Маменька!
— Да-да, я понимаю. Ухожу!
Миссис Холл вышла, а Дженнет упала на стул, закрыв лицо руками. До начала октября оставалось три месяца. Это не так много, как кажется. Девушка никогда не читала и не слышала о том, что чувствуют приговоренные к смертной казни, когда им зачитают приговор, но если бы кто-то ей сейчас напомнил об этом, согласилась — да, на начало октября назначена ее казнь.
Она приходила каждый день. Всегда в одно и то же время, всегда одна. Всегда одетая так роскошно, что ясно было — это неспроста. Кроме нее, Роланд не видел ни одной… чуть было не сказал «живой души». Ибо какие же души у фей? Для королевы он был кем-то вроде диковинного зверя, которого она решила непременно приручить, и отделаться от этой мысли не удавалось никак.
В этой комнате он был, как в клетке. Когда просыпался, рядом оказывался небольшой столик, уставленный вазочками с фруктами, булочками и тонкими ломтиками чего-то, что можно было принять за жареное мясо — во всяком случае, оно было горячим, поджаристым и истекало соком. Но создавалось впечатление, что повар либо не умел, либо ему ужасно не нравилось его готовить. Ни соли, ни специй, одни куски чуть ли не подгорели, другие сыроваты и сочатся кровью и соком. В высоком кувшине всегда была родниковая вода, но часто имевшая вкус плодов. Вино, пахнувшее цветами и травами, королева Мэбилон приносила с собой, приглашая разделить вкус напитка. Роланд отказывался — он не хотел пить что-либо из рук королевы. Но с другой стороны, умирать от голода и жажды тоже не хотелось. А ему нужны были силы. Роланд Бартон не отказался от мысли о побеге — другое дело, что теперь, как он ни исследовал стены, выход обнаружить не удалось. Короля-пленника стерегли, как зеницу ока. И его уединение нарушал лишь приход королевы, самой красивой тюремщицы в мире.