Гавин тоже взглянул на мальчика, который совершенно смутился от обращенного на него внимания.
— Сейчас полдень, моя госпожа. А мы выехали вскоре после рассвета. — Он был рад остаться позади, когда рыцарь и его госпожа повернули своих коней к замку.
— Мое наказание окажется хуже, чем я думала, — со вздохом произнесла Риа.
— Наказание? — Темные брови Гавина изумленно приподнялись. — Кто будет наказывать тебя?
— Леди Ардит. Я всегда делаю то, чего не должна. А я не должна кататься верхом одна, и особенно, если не спросила вначале разрешения.
— Но ты же не одна, — заметил Гавин.
— Ты имеешь в виду грума? В глазах леди Ардит его недостаточно. — В улыбке Риа проскользнула покорность. — Меня всегда должна сопровождать моя горничная или одна или несколько воспитанниц леди Ардит и не менее двух грумов, один из которых должен быть полностью вооружен.
— Здесь, — недоверчиво переспросил Гавин, — вблизи стен дворца?
— Везде, — твердо повторила Риа.
— А я могу быть твоей охраной? Грум бы сказал, что я был возле тебя с самого начала.
Риа рассмеялась:
— Ты, Гавин Макамлейд, совершенно запрещен. Я должна быть вежливой, но держаться сдержанно и сухо, — повторила она предупреждение леди Ардит.
Гавин наблюдал за ее выражением, восхищаясь, как от смеха у нее в глазах вспыхнули серебристые искорки, он любовался ее волосами цвета полночной тьмы, которые показались из-под капюшона, когда она повернулась к нему. Его нисколько не удивило то, что ее предупредили быть осторожной с ним.
— Не надо держаться со мной сдержанно, милая. — В его голосе чувствовались и мольба и предупреждение.
Риа затрепетала от его тона.
— Я и не могу, — признала она. — Ты слишком много значишь для меня, ты - часть Галлхиела, ты напоминаешь мне о нем.
Кровь закипела у него в жилах при этих словах, давая ему надежду, которую она, он знал, не намеревалась подавить. Но это была надежда, которую он не мог подавить. Если она придет к нему сама и без каких-то ухищрений с его стороны, то он не будет сожалеть об этом.
Прошло немало времени, когда он снова заговорил.
— Они увезли тебя в Атдаир.
Она с удивлением посмотрела на него:
— Как ты узнал?
— Мой отец, он мне сказал. Когда забрал меня из Аирдсганна.
— Тебе было очень плохо? — тихо спросила она, ощущая в его словах боль за прошедшие годы.
Но он не стал говорить об этом.
— Я добился успеха. Расскажи мне об Атдаире.
Она задумалась, в памяти промелькнуло болезненное воспоминание о Лиссе Макичерн, о том, как ее дядя предал ее тетю, предав тем самым и веру Риа в самых близких ей мужчин. Вместо этого она рассказала о самом замке, его роскоши и красоте окружающих холмов, где ей было разрешено бродить вместе с ее кузенами. За ними хорошо смотрели, это верно, но со стороны, — охранники никогда не нарушали их ощущения свободы.
— Ты не была там счастлива?
Риа быстро взглянула на него, удивляясь, как он смог открыть правду, несмотря на ее веселый рассказ о четверых мальчиках и их проделках:
— Я никогда не бываю счастлива вдали от Галлхиела.
— Да.
Она не могла сказать, было ли это слово пониманием ее чувств или определением его собственных ощущений. Она не могла знать, чувствовал ли он то же самое по отношению к своему дому. А его мать, скучал ли он по ней? Она не могла спросить это, у нее не поворачивался язык.
— Ты был дома за все эти прошедшие годы?
Его молчание длилось долго; она подумала, что он не хочет отвечать.
— Нет. — Гавин вспомнил о Лесли и снова подумал, жива ли она. Человек, которого он послал на север сразу после своего прибытия в Шотландию, еще не вернулся.
По одному слову она почувствовала, что у него нет желания продолжать тему, и Риа больше не задавала вопросов.
— Мы уже у ворот замка, — спокойно произнесла она.
— Должен ли я покинуть тебя? — Он хотел сделать это только ради нее, но ей не удастся ускользнуть от него, несмотря на все предосторожности пожилой леди, стремящейся защитить интересы Лаоклейна Макамлейда.
— Нет, — ее голос прозвучал очень тихо. — Меня в любом случае будут спрашивать. А я не умею лгать. — Последнюю фразу она добавила с некоторой грустью.
Гавин улыбнулся ее тону:
— Я могу научить тебя, если хочешь.
Она взглянула на него, изучая надменное очертание его подбородка, прямую линию его носа, и удивлялась, как легко он научился хитрости. Неужели он так же легко научился быть бесчестным.
Его улыбка стала еще больше, когда она вместо ответа покачала головой.
— Очень хорошо. Тогда мы встретим их вместе.
Ворота открылись, позволив им проехать, и Риа снова покачала головой, на этот раз более строго.
— Думаю, не надо. Это может все ухудшить. Я увижусь со своей госпожой одна. Теперь мне довольно часто приходится с ней встречаться. — Она соскользнула со своего коня, бросив поводья груму, который торопился помочь ей.
Грум вздохнул. Она часто поступала так с ним, спешиваясь без помощи, заставляя его чувствовать, что он плохо справлялся со своими обязанностями.
Гавин тоже не успел соскочить с коня и помочь ей. Он чувствовал, что она торопилась оставить его. Она стояла и смотрела на него, на его лице ясно читалась симпатия ко всему тому, что он для нее представлял. Он испытал неприязнь против такого открытого проявления, понимая, что это чувство было обращено не на него теперешнего, а на мальчика, каким он некогда был. Ее доверчивость очень хорошо подойдет ему, в борьбе за Галлхиел не было места для рыцарства.
— Для меня теперь будет трудно поговорить с тобой, — сказала она ему. — Она будет строго следить за мной.
— Может, тебе удастся ускользнуть, чтобы снова покататься со мной, — предположил он.
— Если меня не заточат в башне. — Ее слова прозвучали с горечью.
— Они не посмеют!
Она улыбнулась, услышав в его голосе недоумение и ярость.
— Нет, — признала она, — не посмеют. Но теперь не будет ни одного мгновения, чтобы меня не сопровождали компаньонки.
Он хотел сказать ей, что ее наказание не будет суровым и долгим, но не смог. Ведь он знал, что если понадобится, то он сам заключит ее в заточение, правда, другого рода, но все равно заточение. Она будет негодовать, и может оказаться, что даже возненавидит его. Но он не может изменить то, что должно быть. Да и не хочет.
— Я увижусь с тобой снова, девушка.
— Да, — тихо произнесла она и отвернулась, чтобы он не узнал слишком много о ее чувствах по глазам, которые, как она знала, ничего не могли скрыть. Без сомнения, он будет думать о ней как о ребенке, который находит удовольствие в воспоминаниях о своем детстве, и он, без сомнения, будет смеяться, если узнает, что все эти годы она думала о нем как о своем друге. У нее было мало друзей, хотя она была дружна со многими. Другом мог быть тот, с кем можно было поделиться своими мыслями, но здесь никто не мог понять ее страсти к запаху горных сосен и виду суровых горных склонов.
Гавин смотрел, как она удалялась, и восхищался той смесью ребенка и женщины в ней. Ее тело было телом женщины. Худенькие плечи развились в хрупкую силу женщины. Грудь стала красивой и более соблазнительной. Она и держала себя как женщина — голова высоко поднята, округлые бедра слегка покачиваются при каждом шаге.
Ребенок был открытым в мыслях и разговоре; женщина была прямой и искренней в разговоре, но умела скрывать свои мысли. Он сожалел о том, что завеса опустилась на открытый свет в ее глазах, скрывая ее от него.
На краткое мгновение Гавин увидел себя ребенком, вспомнил свое единственное намерение - захватить Галлхиел — и мечту о Риа Макамлейд. Он с проклятием отвернулся, и мгновение ушло. ***
Салек поджидал Гавина в зале и прошел с ним в маленькую комнату, единственное место, где они могли уединиться.
Гавин аккуратно снял свою накидку, положив ее на свой тюфяк, прежде чем снял кожаные перчатки.