- Ты хочешь умереть?! – восклицаю я потрясенно.
- Пожила бы с мое, смогла бы понять меня… - внезапно голос Мейсена понижается и снова становится смертельно усталым.
- Конституция Соединенных штатов не позволит применять к человеку насилие без оснований, - возражаю я удивленно.
Мейсен поднимает руки и показывает мне кандалы как доказательство обратного. Я вздыхаю и оправдываюсь:
- Это другое. Простая мера предосторожности.
- Мне сто семьдесят один! – Он продолжает наш спор.
- Недоказуемо. Нет свидетельств, что ты родился в тысяча восемьсот тридцать девятом. Твоего имени нигде не значится. Все люди с твоей фамилией, которых мы нашли, не подходят под твое описание. Фактически тебя не существует на Земле.
- Ты смеешься? – восклицает он.
Разве похоже, что мне смешно?
- Нет.
- Я мертв, мое сердце не бьется, - говорит он, но уже не так уверенно.
- Невозможно проверить. Твоя кожа – неприступная крепость. Мы не видим того, что внутри. Мы не знаем, бьется ли твое сердце, или оно просто хорошо защищено? Ты слышишь его стук? Слышишь внутри себя какое-то движение?
Он задумчиво прислушивается к себе, его грудная клетка замирает.
- Нет, - наконец, отвечает он. – И я вампир.
Я не могу удержаться от улыбки. Он выглядит забавно в попытке доказать. Он похож на наивного ребенка, в выдумку которого никто не верит.
- Ну а как же с другими доказательствами? – спрашивает он. – Холодная твердая кожа?
Я с сочувствием качаю головой.
- Нет нигде точных, подтвержденных документально данных, какой именно температуры и твердости должна быть кожа вампира. Если предположить, что он мертвец, его тело должно сохранять температуру окружающей среды, твое же не нагревается в теплом помещении, поддерживая свою собственную температуру. Это показатель того, что ты не мертвец, просто твои жизненные показатели другие. Скорее, мы бы назвали тебя «альтернативно живым». Твердость кожи и вовсе не совпадает ни с одной из многочисленных легенд. Ты помнишь, осиновый кол способен поразить сердце. А твою кожу не берет даже металл!
Он молчит, на его лице полнейшая растерянность.
- Глаза вампира красные, - продолжаю я.
- О боже… - стонет он, сползая на стуле и закрывая лицо ругами. Цепи звенят.
- Они цвета выпитой крови, - настаиваю я.
- Это потому, что я предпочитаю кровь животных, - оправдывается он, избегая смотреть на меня.
- Чем кровь животных отличается от крови людей? Разве она не того же красного цвета?
Эдвард Мейсен отнимает руки, его глаза больше не пустые, на губах удивленная улыбка. Теперь ему смешно.
- Я не понимаю, что ты хочешь мне сказать. Я не вампир, по твоему мнению?
Я не уверена, и смотрю на него проницательно.
- Думаю, это нуждается в дополнительной проверке, - говорю я, сожалея, что у меня не будет на это времени. – Но химические элементы твоей слюны, которых не существует в природе, а также твои повышенные способности и многочисленные отличия от человека о многом говорят. Есть исторические свидетельства о пришельцах, обладающих силой, во много раз превышающей человеческую. Есть также многочисленные упоминания в древнегреческой, египетской, китайской и индийской мифологии о непобедимых бессмертных существах, не принадлежащих этому миру. Их возводили в ранг Богов и поклонялись им.
Эдвард Мейсен смотрит на меня с саркастической ухмылкой на губах.
- Все может оказаться и более прозаично. Часто люди, возвращающиеся после похищения инопланетянами, обретают способности, позволяющие им заглядывать в будущее, определять болезни. Зафиксированы случаи, когда люди могли летать по воздуху или подолгу оставаться под водой без дыхания, двигать на расстоянии предметы, видеть сквозь стены… Это, конечно, не совсем то, что у тебя, но, думаю, я нашла единственное рациональное объяснение.
- И какое же? – На лице Мейсена вежливый интерес, он силится не рассмеяться.
Меня обижает его недоверие, но я все же озвучиваю свое предположение вслух, как бы нелепо оно не звучало:
- Я склонна думать, что ты не с нашей планеты, просто не помнишь этого.
- Я инопланетянин? – смеется он. Теперь действительно смеется, искренним и неподдельным смехом. В его глазах нет пустоты.
- Потомок Богов или инопланетянин, или подвергшийся экспериментам инопланетян человек… но не вампир, - пожимаю я плечами.
- Вы, люди, потрясающе изворотливы в самообмане, - говорит он. – Вам проще придумать свое нелепое объяснение, чем признать, что ваш идеальный мир, построенный на лжи и самоуверенности, совсем не тот, каким вы привыкли его представлять. Напрасно я сюда явился, только время зря потратил. Вы не поможете ни мне, ни себе. Вы еще не готовы к переменам. Предпочитаете жить в огромных розовых очках. Вам удобно верить, что этот мир принадлежит вам, и что вы контролируете ситуацию. И пока вы думаете так, ничего не изменится…
Он встает и поворачивается ко мне спиной. Это выглядит так, словно наш разговор окончен. Я чувствую себя неуютно, как будто обидела его. Мне хочется верить его словам, но, вот так изложив перед ним факты, я и сама начинаю в них убеждаться. Он не вампир, просто ошибся с определением. Вероятно, питание кровью смутило его.
Я поднимаюсь, но мне не хочется уходить. Я задала еще не все свои вопросы, но они касаются лишь незначительных деталей, ситуация в целом ясна. Я бы посоветовала Федеральному Бюро продолжать исследования, но у них другие планы. И это возвращает меня к тому, что сегодня я вижу Эдварда Мейсена в последний раз.
Мои руки дрожат, тело и разум входят в противоречие друг с другом. Я буквально насилую волю, принуждая себя уйти.
- На этом все.
Он поворачивается. Я встречаю пристальный взгляд его темных глаз и краснею. Он так красив, просто незабываемо. В этом тоже кроется загадка: мифы твердят, что вампиры исключительно привлекательны, но как это может сочетаться с фактом, что они мертвы? Мертвецы не могут быть настолько живыми, настолько идеально прекрасными.