На этом месте я всегда хохочу и краснею. Особенно там, где речь идет о Тане. Совсем и неразболтанная девчонка. Ну, ошиблась — чего теперь! Сейчас она преподает в техникуме, у нее хорошая семья. Но эта запись, на мой взгляд, ценна тем, что именно так, а не иначе мы, большинство девчонок семнадцати-восемнадцати лет, воспринимали «падение» нашей недруги. А ведь это было совсем недавно, каких-нибудь десять лет назад. Пусть эти неловкие и наивные строки останутся для моей дочки, если она у меня будет. Ведь никто ей не расскажет так откровенно о юности ее матери. Да и отца. Я о нем пишу мало, я пишу лишь о своих чувствах к нему…
Ах, какой я все-таки была самоуверенной, если могла так писать:
«У нас любовь с первого взгляда, и это тоже пугает меня. Говорят, что такая любовь мгновенная! А я ведь еще не знаю жизни, у меня раньше не было увлечений, ни любви, поэтому я не могу спорить и соглашаться с теми, кто отрицает любовь с первого взгляда».
Почему я решила тогда, что он тоже влюбился в меня с первого взгляда? Скорее всего, после той ночи он махнул на «детсад» рукой и забыл. А может быть, эта слепая уверенность и помогла мне пронести чувство через многие годы? Возможно, мы пришли к своей любви отчасти душевно израсходованными? А ведь все могло бы быть иначе, будь я тогда поопытнее и понастойчивее! В настоящей любви надо идти до конца, и, может быть, даже все средства хороши.
Из дневника:
«В любви несказанно везет… Почему я такая самоуверенная? Но я не могу и мысли допустить, что он меня не любит».
А вот и следы слез. Я плакала редко, и сейчас если плачу, то никто об этом не знает.
Из дневника:
«Как тоскливо на душе! Конечно же, он был с женщиной, потому и не пустил меня. Я это поняла по его растерянным глазам. Впервые его видела таким. Уж лучше пусть он бывает с ними, но я не хочу никогда больше видеть у него такие растерянные глаза. Его надо спасать! Но как? А ведь я это чувствовала, потому что перед отъездом ходила словно в ожидании какой-то еще не известной мне беды. На сердце тревога. Просто я, наверное, жестокая: не прощаю ни малейшей ошибки ни себе, ни людям. Надо узнать, кто к нему ходит, увидеть ее, а потом решить, как ему помочь.
…Мои чувства в тот вечер были растоптаны, и даже сейчас, когда я пишу свой дневник, сердце мое истекает кровью, как после удара острым лезвием.
Моя новая подружка Люська, когда я ей показала Костю, сказала в общежитии: «Дивчата, який пацан законний!» Я спросила — какой? «Брюки — колокол, а рубашечка — вообще».
У, дура! Знала бы она, как мне тоскливо!
…Чудно. Вчера видела его издалека. Моя радость вышла за пределы всех границ».
Сегодня, когда я вошла к нему, он спал. Некоторое время я стояла и рассматривала его. Даже во сне не сходит с лица печати постоянных болей, которые начали изматывать его за год до моего приезда на Чукотку. Тогда я тайно была у врача, и он сказал, что это функциональное расстройство нервной системы и все зависит от него самого. Если бы мне приехать на год раньше! Не знаю, что у него было в той семье, но, очевидно, они недостаточно берегли друг друга. Это сейчас сплошь и рядом. А мне Котенка надо беречь, продлить ему жизнь.
Новое несчастье — этот проклятый белый медведь! Если даже и заживет рука, как бы не было у Кости нервных последствий. Такое испытать! Да я бы умерла от разрыва сердца…
Обедали в Зале Голубых Свечей. Когда я вхожу туда, сразу машинально ищу глазами его портрет. Интересно, совсем он меня считает дурочкой? Моя игра может зайти слишком далеко, и я ему попросту надоем со своими глупыми шуточками. Может случиться и так, что впоследствии он будет стесняться меня знакомить с друзьями, бывать со мной в гостях. «Она ведь у меня дурочка. Я ее люблю, но…» А я должна быть источником помощи в трудные минуты, когда ждать помощи ему уже неоткуда. К тому же я должна освободить себя от всего дурного: не привязываться к вещам, не гордиться, не завидовать, не быть злой, тщеславной. Не может быть, чтобы эти свойства вызывали у близкого человека чувство разочарования! Ведь так совершенствуешь не только себя самого. Так можно усовершенствовать весь мир, если (кажется, так говорил Лондон) люди не позволят себе ни одной подлой мысли, ни одного подлого поступка — благородство мысли и благородство действий!
Мне нравится изучать свойства лекарственных трав. Разве это не дело? Это настоящее дело!