Мышцы, однако, мои не потеряли своей упругости и красоты. Я очень гордился своим ухоженным и тренированным телом и, что греха таить, любил пляжи — эти демонстрации человеческой красоты. Вслед мне оборачивались не только женщины, а один знакомый скульптор лепил с меня своего «Гладиатора». Одним словом, жизнь моя могла бы быть прекрасной, если бы не моя скромная должность тренера в спортивной школе. В недавнем прошлом я особенно не испытывал недостатка в материальных благах, так как слыл довольно известным штангистом. Если бы не последняя травма… У меня была собственная квартирка, семьей обзаводиться не спешил. Вначале — черная «Волга»! Именно «Волга», именно черного цвета, в экспортном исполнении.
Я знал толк в вещах. Не стоит, пожалуй, много об этом распространяться — постоянные грезы о ней и так сделали меня угрюмым и молчаливым человеком. Зависть к владельцам частных машин подтачивала мои душевные силы и преждевременно старила. Вот тогда-то и пришло это всепоглощающее решение — во что бы то ни стало! Я надеялся на свою выносливость и волю.
Месяц одиночества научил многому. В первый же день я извлек на свет все — наличное имущество бывших хозяев избы, сделал тщательную ревизию. Двуствольное ружье шестнадцатого калибра — почти новенькое — лежало на дне самодельного сундука. Здесь же покоилась облитая парафином коробка патронов с утиной дробью. Я искал жаканы, но их не оказалось. Это обстоятельство меня поначалу крепко озадачило: что делать с этими мелкими дробинками, если встретится белый медведь? На острове их предостаточно. После долгих раздумий и экспериментов я приспособился в наперстке отливать из дроби свинцовые пули. Получился точно шестнадцатый калибр. Делается это так: наперсток с налитым свинцом опускается в холодную воду до самых краев, полностью не охлаждается, перевертывается, а там остается зачистить края напильником. Таким способом я отлил сорок жаканов, опробовал и облегченно вздохнул.
В чемодане под нарами обнаружил изрядное количество патронов для «мелкашки». Самой винтовки не было. Спасибо Акулову, привез вместо карабина хоть какое-то нарезное оружие.
Найденные пол-ящика щей и дюжину банок с тушенкой я строго распределил на весь период сезона. В мешке из нерпичьей шкуры оказалась стопка книг и газет. Все они были на чукотском и эскимосском языках. Я связал книги в стопку и сунул на «полати» печи. Там я неожиданно обнаружил замызганный том северных рассказов Джека Лондона. Лондон, к сожалению, меня интересовал мало, что, впрочем, вызывало откровенное удивление у ребят по прииску — они буквально бредили Лондоном. Разъясню. Положительные герои этого писателя, как известно, люди сильной воли, неистощимой энергии и отваги. Они ищут золото, но не страсть к наживе влечет их на Клондайк, а жажда приключений, любовь к свободе и ненависть к растленной буржуазной культуре. Так вот: во-первых, себя я не склонен отнести к разряду любителей приключений в условиях Севера (приключений немало можно найти и в Сочи), во-вторых, не имею оснований не любить свою родину, в-третьих, простите, свобода у меня давно ассоциируется с машиной. Имея свою машину, ты, банально говоря, свободен как птица. Что касается отрицательных героев Лондона, они и подавно не по моей натуре. Совершать гнусные преступления ради наживы я не собирался. Мое единственное «преступление» — лишь поимка до положенного срока трех несчастных песцов. Но я уже говорил, почему они мне были нужны.
Отложив томик рассказов Джека Лондона, я извлек из своего рюкзака бережно обернутый в клеенку учебник шофера-любителя, а к стенке над топчаном прикрепил таблицу знаков уличного движения. Внимание и память мои отныне должны быть сосредоточены на этом чтиве.
Пожалуй, хорошо, что нет транзистора. Музыка и вести из большого мира способны разжижить волю, навеять тоску по земле, где растут деревья и рождаются женщины.
Меня всегда раздражало обилие разных, в большинстве своем ненужных вещей в современном человеческом жилье. По природе я приверженец чистых и строгих линий, открытых и пустых плоскостей. В моей квартире нет ни одной ненужной вещи, а те, что необходимы, в строгом порядке уложены по ящикам. В избе Эплерекая существовало вполне объяснимое правило — ничего не выбрасывать. На полках, подоконнике и просто на полу валялось неимоверное количество самого разнообразного хлама: ржавые гильзы, гвозди, друзы горного хрусталя, коробочки из-под сигарет «Друг», консервные банки, корпус карманных часов, старый отрывной календарь, негодные батарейки, перегоревшие лампочки, нитяные катушки и бог знает еще что. Все это я собрал в один большой ящик, вынес в кладовую. Я также снял со стен аляповатые картинки из журналов, но возле одной задержался, чем-то она меня тронула: девочка в голубом платье нарисовала на старой кирпичной стене солдата в пилотке и с медалью «За отвагу». Картина называлась: «Папа». Почему я ее оставил? Не знаю. Может быть, она напомнила о доме, о родном отце? Он тоже воевал и имел такую же одну-единственную медаль — «За отвагу».