Кто-то громко позвал меня по имени. От неожиданности я вздрогнула, отшатнулась в сторону и ударилась плечом о нагромождение гниющих стульев. Окрик повторился. Судя по голосу, меня звала Ульяна Степановна. Я выскочила из сарая, промчалась по тропинке, задевая тяжелые, усеянные каплями ветки, и, вся мокрая, выбежала на площадку перед домом.
"Идём, Тихон с Карлом Карловичем уехали за документами, мне тоже идти пора, а ты посиди с Анной Кристиановной"
«А Маша где?»
"Тю! Маша! Маши уж нет давно!" С этими словами Ульяна Степановна повела меня в дом, слегка подталкивая в спину широкой твердой ладонью. Женщины переодели бабу Аню в длинное черное платье с белыми кружевными манжетами и воротником. Волосы зачесали наверх и скрутили в пучок. Бабушка лежала в кухне, на круглом обеденном столе. Она казалась настолько худой и тонкой, словно вот-вот растворится в воздухе. Я заплакала. Ульяна Степановна похлопала меня по плечу: "Поплачь, поплачь. Полегче станет." Я повернулась к этой сильной грубоватой женщине и уткнулась лицом ей в плечо. Минут через десять я успокоилась, отлипла от Ульяны Степановны и, промакивая мокрые щеки и заложенный нос бумажным платочком, спросила: "От меня что-нибудь требуется? Ну там... Даже не знаю..."
«Нарви цветов и вокруг Анны Кристиановны расставь. А мы пошли, еще позже заглянем.»
И Вера с Ульяной Степановной ушли. Я осталась один на один с прабабкой и старым домом: "Бабуль, ты уж прости, что редко приезжала." Я дотронулась кончиками пальцев до сложенных на впалой груди рук. Кожа была ещё теплой, и я в первобытном ужасе отдернула руку, по телу пробежал табун мурашек.
Ульяна Степановна велела нарвать цветов, этим я и занялась, стараясь забыть прикосновение к дряблой податливой коже. В шкафу на веранде нашлась пара матерчатых перчаток и садовые ножницы.
Сначала я срезала несколько веток шиповника, покрытых большими розовыми цветами. На клумбе возле калитки уже распустилось несколько пионов, их я тоже срезала и положила в общую кучку к шиповнику.
Перчатки промокли насквозь, а неосторожно оперевшись коленом о бордюр на клумбе, я умудрилась испачкать джинсы в зеленом соке, сочащемся из раздавленных листьев. В небольшом палисаднике перед домом я срезала несколько припозднившихся ирисов. Собрав всё в охапку, я потащила цветы в дом.
Подходящей по размеру вазы не нашлось, поэтому я расставила цветы по трехлитровым банкам, окружила ими тело Анны Кристиановны и села рядом на высокий табурет. Пришло время бдеть над телом.
***
Часам к пяти вечера вернулись Тихон и Карл Карлович. На грузовой "Газели", принадлежавшей местной лютеранской похоронной компании, они привезли красивый лакированный гроб красного дерева. Изнутри он был обит белым атласом, на крышке золотился тонкий четырехконечный крест. Двое молодых людей в черных костюмах внесли гроб в кухню. Я сняла со стола банки с цветами, а Тихон бережно поднял на руки Анну Кристиановну.
Один из молодых мужчин аккуратно поставил на стол гроб. Под его тяжестью стол скрипнул, его немного повело вперед, но всё же старичок не подвел и выдержал немалый вес массивного гроба. Тихон осторожно положил бабу Аню внутрь, расправил ее платье и нежно поцеловал в лоб.
Через час пришёл пастор, прочитал краткий молебен, пожал Карлу Карловичу и Тихону руки, ободряюще погладил по плечу меня и сказал, что завтра в восемь ждет нас на службе в церкви.
Тихон еще раз обзвонил всех родственников, но, судя по выражению его лица, особого результата это не принесло.
Ближе к десяти вечера заскочила Ульяна Степановна, похвалила гроб и цветы, сказала, что к ее великому сожалению не сможет быть завтра на кладбище, но вот в церковь точно придет и на поминальный обед принесет компот и пироги, и убежала домой.
На похороны, назначенные на одиннадцать утра, из родни, кроме меня, Тихона и Карла Карловича, больше никто не приехал. Молодые мужчины из похоронной конторы привезли гроб с телом бабы Ани на кладбище. Мы же приехали вместе с пастором на его машине. Священник отслужил последнюю часть молебна, гроб опустили в могилу, вырытую рядом с могилами моих родителей и бабушки Ильзы, все мы бросили на крышку по три горсти земли, священник на каждую горсть пробормотал положенное «От земли ты взят, в землю ты возвратишься, из земли Иисус Христос воскресит тебя в день Святой», и гробовщики закопали могилу. Баба Аня ушла навсегда.