– Сдурела?! Отцепись!
– Жених!
– Отстань от меня!
Ага, разбежался! Держит, не отпускает. Бормочет всякий бред. Я – ее жених, скоро свадьба. Ляжем в постель, я на нее взберусь, детишек настрогаю… А рука своевольничает, лезет мне под кафтан, под рубаху, в штаны.
– Не трогай! Нельзя там трогать!
– Можно, Юрюнчик…
То, что трогать нельзя, под ее пальцами расширилось. Наверное, в бой собралось. Я тоже сделался больше. Плохая Куо-Куо! Очень плохая! Нельзя там трогать! Вон иди!
Толкнул. Вырвался.
Сумел.
– Боотур-удалец! Хорошо нам будет!
Я заставил себя усохнуть. Пришибу же! Омогою спину не сломал, так этой дурище сломаю. Усыхать было трудней трудного. Боотур во мне противился, возражал, стоял насмерть. Если просто Юрюн знал, чего хочет от него Куо-Куо, и старался держать себя в руках, то Юрюн-боотур ничегошеньки не знал и знать не желал. Он и корову, наверное, с быком не видал, и кобылу с жеребцом. Хватают? Бей! Давят? Бей!
Морока мне со мной!
– Трогай меня! Нюхай меня!
Она плясала, кружилась, пела, радовалась. Бросилась на меня – я увернулся, ногу подставил. Она упала в сено: лежит, смеется. Из платья до половины вывернулась, трясет сиськами:
– Иди ко мне!
– Я хапсагай знаю! – кажется, я опять расширился. – Заломаю тебя!
– Хап-хап! Сагай-сагай!
– Дура!
– Хапай Куо-Куо! Хапай и сагай! Сагай, сагай, до утра сагай!
Я к выходу, а она следом – прыг! Схватила меня. А я – её. Боремся. Швыряю её. Толкаю её. Плохая Куо-Куо! Очень плохая! Заломаю…
В конюшне стало темно. Куо-Куо исчезла: бац, и нету. Заржал пегий в стойле. Куо-Куо откликнулась из другого стойла:
– Аай-аайбын!
Я усох и всё понял. Это она из-под земли орала, когда мы приехали. Выходит, Куо-Куо – дочь Кытай Бахсы?! Я-то думал – прислуга… А вот и мастер Кытай: раскорячился в дверях лесным дедом, свет загородил. Убьет он меня, и правильно сделает. Решит: я его дочку сюда затащил, пристаю…
– Усохни, Юрюн, – прогудел кузнец. – Все в порядке.
– Я уже, мастер Кытай. Уже усох.
– Ну и молодец. Других не уговоришь, а ты сам…
– Я её… она меня…
– Усыхай, не переживай. Я ее утихомирю.
Ее, не меня! Прямо с души отлегло. У меня, если верить дедушке Сэркену, три души, вот со всех трех и отлегло. И зря – рано обрадовался.
Кузнец шагнул в конюшню, за косу вытащил Куо-Куо из стойла. Та верещит, отбивается, ногами дрыгает, а он ка-ак даст ей кулаком! По ребрам, по лицу! У нее кровь из носа хлещет, она орет: «Ыый-ыыйбын! Ай-абытай!» – а он лупит и лупит!
– Мастер Кытай! Мастер Кытай!
– Ай-абытай!
– Не надо! Вы ж ее убьете!
Кулак завис на взмахе – молот над наковальней. Эх, вечно я не в свое дело лезу…
– Не убью, парень. Я меру знаю.
– Точно?
– Ага. Куогалдыма Куо – девка крепкая. Привыкла.
Я в первый момент не сообразил, о ком это он. Ага, это дочку так на самом деле зовут: Куогалдыма Куо. Куо-Куо, небось, сама придумала, для пущей красоты.
– Будешь еще к парням приставать, бесстыжая?
– Не бу-у-у…
Куо-Куо скулила побитой собакой. Мне было ее жалко. А отцу, похоже, ни капельки.
– Смотри у меня! Еще раз застану…
– Не бу-у-у…
– В подвал бегом! Сиди, пока гости не уедут!
Кузнецова дочка натянула на себя платье, измаранное в крови и пыли. Бочком-бочком проскользнула к выходу мимо грозного Кытая. Она явно опасалась, что отец наподдаст ей для лучшей памяти, и он-таки наподдал! Сапогом пониже спины. От отцовского пинка Куо-Куо птичкой улетела за дверь.
– В подвал! – гаркнул вслед кузнец.
– Не бу-у-у…
– Только попробуй вылезти! На крюк повешу!
– Не бу-у-у…
– Не будет она, как же… – пробормотал мастер Кытай. – Сучка брехливая! Ты, парень, не бери в голову. Она ко всем боотурам цепляется. Отбился, и ладно. Ну, пошли, что ли?
– В Кузню?!
– Куда ж еще? Хотел доспех? Шлем, меч?
– Хотел! То есть, хочу… Очень хочу! И еще лук!
– Иди за мной. Выбирать будешь.
– Я сам?!
– А кто ж еще?
И мы пошли в Кузню.
4. Всё, что захочешь
В Кузне комнат оказалось – больше, чем у нас! А коридоров и вовсе уйма. На тяжелые шаги хозяина пол отзывался металлическим гулом, прогибался и лязгал. Стены тут и там украшали всякие забавные штуки. Короба́ с огоньками-моргунками, вроде нашего камелька. Узловатые блестящие корни; пучки тонюсеньких прутиков. Мутные окошки, в которых ничего не разглядишь. Скользкие на вид наросты, вроде грибов, политых маслом. Я на эти диковины засмотрелся, не заметил, как мы пришли.