– Рад тебя видеть, Юрюн.
Меня он не видел, продолжая созерцать горы. Но я привык. Благодушие отца, его расслабленность, его лавка со спинкой в виде – да-да, вы поняли! – горного хребта, его чорон, его бурдюк с кумысом, который мама время от времени меняла на полный, его одежда – об ином отце я и не мечтал. Поведение, которое иные сочли бы равнодушием – меня все устраивало.
Сейчас, много лет спустя, я задумываюсь: почему? Как же так? Ведь была тысяча поводов обидеться насмерть. И отвечаю сам себе: любовь. Я любил отца такого, какой он есть, вот и вся разгадка.
– К тебе можно?
– Можно.
Я примостился на крохотной лавчонке, стоявшей невесть зачем под боком у отца. Долил из бурдюка в чорон – отцу нравилось, когда за ним ухаживают. Полюбовался пенной шапкой, вдохнул резкий запах кумыса. Нести новый бурдюк было рано.
– Я скоро поеду в Кузню. Да, папа?
– Скоро, – согласился отец.
– С Мюльдюном?
– С Мюльдюном.
– А скоро – это когда?
– Когда Мюльдюн соберется.
– А когда он соберется?
– Когда сочтет нужным.
– А когда он сочтет нужным?
– Когда соберется.
В речи отца не было и тени раздражения. Голос его, теплый и бархатистый, обволакивал меня, как одеяло. Хотелось спать. Я чуть-чуть разозлился на самого себя, и сон отбежал прочь.
– Может, завтра? Да, папа?
– Может, завтра.
– А может, послезавтра?
– Может, и так.
– А ты можешь призвать его в улус?
– Могу.
– А ты можешь велеть ему ехать завтра?
– Могу, но не стану этого делать.
– Почему?
– Потому что вы поедете, когда Мюльдюн соберется.
Разговор зашел в тупик. Обычное дело, если вы разговариваете с моим отцом. Ладно, зайдем с другого бока. Тем паче, другой бок интересовал меня гораздо больше сроков отъезда. Я просто бесился из-за него. Руки тряслись, честное слово.
– А мне в Кузне будут доспех подбирать?
– Не будут.
– Почему? Все говорят, что будут!
Я едва не расплакался. Сиэр-тойон не врал никому и никогда, а уж родному сыну и подавно…
– Не будут, а будет, – отец погрузил усы в кумысную пену. – Будет подбирать. Доспех тебе будет подбирать Кытай Бахсы, хозяин Кузни. В этом деле ему нет помощников.
– И оружие?
– И оружие.
Думаете, я успокоился? Я только подошел к главному.
– А это больно?
– Может, и больно.
– А может, и не больно?
– Может, и не больно.
– Так больно или не больно?!
– Как получится.
Думаю, теперь вы отлично знакомы с моим папой.
– Кустур сказал, что меня в шлем колотушкой забьют.
– Не забьют.
– Точно? Это хорошо.
– Ты сам подумай, – отец устроился поудобнее, хотя казалось, что удобней некуда. – Ты вон какой большой. Как тебя целиком в шлем забить? Ты же не гвоздь? Правильно говорить так: шлем колотушкой насадят на мою голову. Запомнил? Насадят на голову, а не забьют.
Хоть бы улыбнулся, что ли? Я бы тогда знал, что он шутит.
– Ну, насадят. А потом велят: «Да расширится твоя голова!»
– С какой целью? – заинтересовался отец.
– Если шлем лопнет, станут новый подбирать. В смысле, станет.
Совсем я запутался с этим кузнецом.
– А если не лопнет?
– Значит, подобрали. Ищем дальше: кольчуга, панцирь-куях…
– И всякий раз колотушкой? В кольчугу, в панцирь?
– Ну да!
– Так говорит Кустур?
– Ну да!
– Значит, так и будет. Кустур знает, что говорит.
– А ты что скажешь, папа?
– Ничего. Я никогда не был в Кузне. Никогда не подбирал себе доспеха. Откуда мне знать?
– И Мюльдюн тебе не рассказывал? Он-то в Кузне бывал!
– Нет, не рассказывал. Зачем?
Действительно, зачем? Мюльдюн не из говорливых. Вот по шее надавать, это он запросто.
– Папа, ты…
И тут он вскочил. Сто раз видел, как он вскакивает, забыв обо мне, маме, кумысе, горах, мирах – обо всем на свете. Доха в одну сторону – кэр-буу! Лавка в другую – уо-уо! Столик с кубком – алатан-улатан! «Ох! – жаловалась мама в таких случаях. – Отлетели, оторвались девять журавлиных голов!» Кумыс разлился, потек по струганым доскам. Бурдюк – бряк мне на коленки! Затычка выпала, я изгваздался по самые уши.
– Что?! – заорал мой папа дурным голосом. – Глупости! Чушь собачья! Изобличение вора бывает трех видов…
Это он не мне. Трудно привыкнуть к папиным внезапностям, а дальше ничего, полегче. Главное, сидеть тихо, помалкивать. Когда Сиэр-тойон откликается на чьи-то взывания, ему не до вас. Он учит, наставляет, решает споры. А что вы думали? Закон-Владыка, понимать надо!