В одном месте, где под выступом, низко нависшим над землей; было сухо, они остановились и начали осматривать камни, из которых была сложена скала.
Саркис поднял какой — то желто — белый камешек и внимательно разглядывал его.
— Тебе сказали — нужен черный, — раздраженно заметил Ашот.
— Не сердись, Ашот, — вмешался Асо, — это тоже кремень. Дай-ка, Саркис, я попробую. Настоящий кремень! Пошли!
— Ну, что? Что нашли? — кинулась им навстречу Шушик.
Гагик так гордо выпятил грудь, словно возвращался с какого — то победного сражения.
— Скоро узнаешь, — таинственно ответил он.
Асо опять прошел в глубь — пещеры и опустился на колени возле приготовленных им сухих лучинок и кучки хвороста.
Чрыхк, чрыхк, чрыхк! И при каждом ударе огнива о кремень белые, золотисто — оранжевые, огненно — красные искры то одиночными блестками, то целыми радужными снопиками вспыхивали и разлетались в темноте пещеры.
Немного позади пастушка на корточках присели ребята. Подавшись вперед, они напряженно и нетерпеливо вглядывались в руки Асо.
Ах, как нужен огонь! Он рассеял бы холод и мрак этой неприглядной пещеры. Огонь… Думали ли они когда-нибудь раньше о том, как важен он в жизни человека? Нет, видно, не случайно наши далекие предки поклонялись огню!
Все чаще вылетали из — под стали снопы искр, и в пещере вдруг (возник острый запах горящего трута.
— Джан, огонь! — вскочив с места, громко крикнула Шушик.
Но Ашот быстро прикрыл ей рот рукой:
— Ссс! Не мешай!
Асо трудился так сосредоточенно, что для него, казалось, ничто не существовало в эти минуты — ни окружающее, ни товарищи. Но ведь именно из — за товарищей он и позабыл обо всем на свете, склонившись над слегка дымящимся кусочком трута. Мальчик знал, что от этого обломка засушенного гриба сейчас зависит их жизнь.
Взяв сухую щепочку, он защемил в ней трут и начал дуть легко и осторожно — так, чтобы зарождающийся огонек не умер от его дыхания, а, получив немного воздуха, разгорелся и вспыхнул.
— Ну, что же там у тебя? — не выдержав, воскликнул Ашот.
— Погоди, погоди, сейчас, — мягко ответил Асо, но, подняв щепку, похолодел: огонь погас, так и не родившись.
— Ну, получай! Вот оно, твое нетерпение! — кинула в лицо Ашоту Шушик и вышла из пещеры.
За ней последовали и остальные. Низко опустив голову, шел Асо. Ведь он уже добыл огонь, добыл ценой большого напряжения! Зачем же ему помешали, не дали довести дело до конца? Теперь — то пастушку было ясно, почему механик фермы Гарегин никогда ничего не исправлял в присутствии заказчика. «Придешь завтра в такой — то час и получишь», — говорил он и запирался один в своей маленькой мастерской.
— Почему ты не продолжаешь? Где же твой кремень? — не скрывая досады, спросил Ашот.
— Кремень сточился. Острые, края отбились, не дают больше искр, видишь? — И он показал Ашоту маленький тупой осколочек.
Всю ночь провели ребята в холодной пещере. Вход в нее оставался открытым, и морозный ветер врывался беспрепятственно. Стараясь не разбудить товарищей, Асо неслышно вышел из пещеры, собрал большие камни и возвел из них нечто вроде стены, защитившей вход. А когда, окончив работу, вернулся и обнял своего неразлучного друга Бойнаха, то услышал, как тяжело вздохнула во сне Шушик. То ли мерзла, бедняжка, то ли слишком жесткой была ее «постель».
У мальчика сжалось сердце. «Хоть бы ее не было с нами! — подумал он. — Ей тяжелее, чем всем нам…»
Он снова встал и заботливо прикрыл девочку толстой теплой телогрейкой, в которой не одну ночь провел в горах.
Из глубины пещеры доносилось монотонное, беспрерывное бульканье воды, а на дворе завывала вьюга. Какой длинной кажется ночь, когда человеку не спится!
…Утром ребята поднялись с тяжелой головой, в скверном настроении.
Раньше всех встал Асо. Он осторожно снял с Шушик свою телогрейку: увидят ребята — будет неудобно; затем разобрал каменную «дверь» и пошел к уже знакомой впадине в скале.
Довольно быстро он нашел горстку кремней и снова принялся за свои опыты.
Трут и кусочки трухлявого дерева мальчик еще с вечера припрятал у себя на груди, чтобы они подсохли.
Когда, сгорая от нетерпения, товарищи снова собрались у пастушка за спиной, его охватило беспокойство. Руки дрожали, он не мог сосредоточиться на деле, требовавшем большой осторожности. Ведь он — то знал, сколько ступеней проходит искра, прежде чем превратится в огонь!
Сначала должен заняться трут. От трута огонек перейдет на клочок ваты, с ваты — на сухую гнилушку. Гнилушка тлеет, дымит, но огня не дает. Огонь дадут только сухие щепки. Но вот попробуй-ка заставь эти щепки разгореться от тлеющей гнилушки, (вспыхнуть, дать пламя! Надо раздуть огонь, но как? Все зависит от того, как дуть, от расстояния, с которого дуешь, от силы дыхания. Если дуть на огонь очень близко, углерод, выделяемый легкими, может приглушить слабое пламя; если слишком издалека — дыхание не коснется пламени, а лишь подтолкнет воздух, богатый кислородом, и, едва коснувшись тлеющей щепки, заставит огонь разгореться.
Все это Асо знал, конечно, только из опыта и не мог объяснить товарищам такие тонкости.
Хорошо, что на помощь робкому пастушку вовремя пришла Шушик. По праву единственной девочки, она смело говорила с «начальством» и потому сказала:
— Ну, Ашот, вчерашнее повторять не будем. Уйдем! Чего вы тут расселись?…
Все покорно поднялись и отошли подальше. Но никто не мог заставить себя оторвать глаза от ритмических движений рук пастушка и вспыхивавших на темном фоне пещеры огненных снопиков.
Так же, как вчера, разлетались во все стороны огненные иглы, рассыпались каскадики искр. В напряженной тишине не было слышно даже дыхания.
Вот едва заметная струйка дыма поднялась вверх, к ушам Асо, а затем и выше и обвилась вокруг белого курдского колпака. Запах тлеющего трута защекотал ребятам ноздри.
Вероятно, никогда за свою короткую жизнь они ничего не ожидали с таким нетерпением, с каким сейчас ждали пламени. И оно вспыхнуло наконец во мраке пещеры. Сначала огонь выхватил из темноты правую щеку Асо, затем красными пятнами заиграл на причудливых, уродливых стенах пещеры. За спиной у стоявшего на коленях мальчика начала расти и удлиняться его тень.
Когда, радостно улыбаясь, Асо приподнялся и встал на ноги, все увидели у его ног кучку сухих веточек, по которым с легким треском бегали, выбрасывая язычки пламени, веселые огоньки.
— Ура — а — а! — точно по команде, закричали ребята. Оглушительно залаял ничего, конечно, не понявший, но зараженный общей радостью Бойнах. Под сводами пещеры гремело эхо.
— Ура — а — а! — еще раз прокричали ребята.
В эту минуту они, кажется, вновь забыли о своем тяжелом положении. Даже Саркис просиял.
Радовался вместе со всеми и Ашот, хотя в то же время ему было досадно, что огонь добыл не он.
А пастушок — курд добросердечно улыбался, и в его глазах, похожих на черные виноградины, сверкали искры рожденного им огня.
— Чем бил? — спросил его Ашот.
— Чем? Огнивом, конечно.
— А откуда оно у тебя?
— Огниво у каждого пастуха есть, — просто ответил Асо.
— Вот это хорошо! Оно нам очень пригодится. Дуй, дуй, — вдруг всполошился Ашот. — Огонь твой при последнем издыхании.
Радость была недолгой — искры снова потухли.
Но Асо умел высекать огонь и под дождем и даже во время грозы.
Он приблизил один к другому концы тлевших палочек, лег и, надув щеки, начал осторожно, спокойно оживлять замирающий огонек. Дым усилился, стал щипать ему глаза, выжал слезу. Еще немного, и дым клубами поднялся к потолку, поплыл под его оводами.
По мере того как огонь разгорался, Асо продолжал дуть все сильнее.
Внезапно, раздался треск, пламя лизнуло брови мальчика, бахрому шарфа на его колпаке и красным фонтаном взметнулось кверху.
Ребятам снова захотелось прыгать от радости, но они не шелохнулись, боясь, что огонь опять потухнет. И только в отблесках пламени было видно, как бурно, нервно дышат они от волнения.