Взяв две смолистые ветки, Саркис зажег их и вошел в пещеру. Ему было боязно, и, чтобы подбодрить себя, он все время кричал:
— Ашот! Ашот!
Прижимая к груди охапку веток, за Саркисом пробиралась и Шушик, все время спотыкаясь о белеющие на полу кости.
Неровный свет факелов плясал на стенах и отбрасывал от Саркиса длинную-предлинную тень. Да и сам он, худой и длинный, был похож на тень.
«Каким он стал смелым!» — удивлялась Шушик, не понимая, что не смелость вела Саркиса вперед, а властная потребность отплатить добром за добро. Это стремление он испытывал впервые в жизни.
Там, где путь разветвлялся, Саркис в нерешительности остановился. Куда пошел Ашот — налево или направо?
— У тебя гаснет огонь. На, возьми новую ветку, — шепнула ему Шушик. Она почему-то боялась говорить громко и вздрагивала всякий раз, как Саркис кричал «Ашот».
Саркис взял у Шушик ветку, попытался разжечь ею свою, но сделал это неловко, и обе погасли.
Сначала ребята не могли даже разглядеть друг друга. Однако постепенно глаза их привыкли к темноте, да она как будто и рассеялась, сменившись сумраком, в котором можно было кое-как пробираться.
— Пойдем назад, — испуганно прошептала Шушик.
Но Саркис, как мужчина, не мог на это согласиться.
— Нет, пока мы не нашли товарища, мы не имеем права уйти отсюда. Пойдем вправо, по этому широкому проходу, — сказал он и пошел вперед.
Чем дальше они шли, тем темнее становилось вокруг. Было ясно, что без огня здесь делать нечего. Саркис упрямо сделал еще несколько шагов в глубь пещеры, и вдруг какой-то звук заставил его замереть. Кошка! Жалобно мяукала кошка!
Они прислушались. Звук повторился — самое настоящее мяуканье, — а за ним последовал другой, тоже очень знакомый: кошачье урчание и… отчаянный писк мыши.
Но может ли быть кошка в этом подземном мире?
Шушик инстинктивно ухватилась за Саркиса и почувствовала, что он дрожит.
Снова раздался писк, откуда-то с потолка пещеры.
Ребята подняли голову и увидели… Нет, не кошку и не мышь увидели они там, а большую круглую голову, круглые, светящиеся фосфором во тьме глаза.
— Ай, ай! — не своим голосом заорал Саркис.
И тут произошло нечто удивительное. Кошка внезапно обрела крылья и, мягко взмахивая ими, пронеслась у ребят над головами.
— Сова! — пробормотал Саркис и попятился. Спотыкаясь о камни, натыкаясь на кости, они бежали к выходу, и им казалось, что из темноты хищно смотрят им вслед страшные существа.
На воздухе они набрали лучин и даже зажгли их, но вернуться в пещеру не решились. Саркис, правда, снова вспомнив о чувстве чести, сделал несколько шагов ко входу в пещеру, но ему было ясно, что Шушик начнет кричать, отговаривать его от опасного предприятия. Именно так и произошло. Шушик закричала, и он вернулся.
— Нехорошо! Нехорошо, Шушик, что не даешь мне идти на поиски Ашота. — В его голосе звучала обида.
— А не лучше ли найти нам Асо и Гагика и сказать им? Не лучше ли пойти в пещеру всем вместе?
— Ладно, — неохотно согласился Саркис.
Поднявшись на верхушку скалы, откуда как на ладони были видны все расщелины скал и балки, он крикнул, сложив ладони рупором:
— Э-гей! Гагик, Асо!
Ребята услышали его зов.
— Идите, идите! — кричал Саркис.
— Ашот пошел за зверем и не вернулся. Идите! — плачущим голоском объяснила Шушик, когда мальчики приблизились.
Тяжелым молотом обрушилось это известие на сердца ребят. Как не вернулся? Значит, зверь…
Но нет, им даже страшно было додумать до конца эту ужасную мысль.
Схватив лучины, ребята кинулись в пещеру. Торопливо добрались они до разветвления ходов и, не задумываясь, свернули вправо. Разве не ясно было, что Ашот не мог пойти влево, в этот непроглядный, мрачный, узкий ход?
Они и дальше выбирали самые чистые и широкие разветвления, не подозревая того, что все больше отдаляются от Ашота.
Их путь, по-видимому, шел вдоль правой стены горы, потому что кое-где сквозь ее расщелины пробивался дневной свет. Но идти было трудно, так как ход неуклонно вел круто вверх.