А Антон Сергеевич продолжал стучать в дверь, видя за своей спиной лишь толпу разгневанных призраков из его прошлого, не устававших проклинать его и размахивать руками. Но вдруг спасительная дверь отварилась, и старик отпрянул от неё, затрясшись от новой волны ужаса. Он попятился назад, бормоча что-то в полголоса, бессмысленно хватаясь руками за воздух. Собравшиеся за его спиной не понимали, чем так могла напугать его Наталья Всеволодовна, руки которой он ещё несколько часов назад хотел просить у госпожи Уилсон. И сама девушка со страхом и изумлением смотрела на старика, сидевшего на полу у её ног. Свеча слепила глаза, привыкшие к темноте, так что она не сразу заметила, что подле её комнаты собрался весь замок. Зато все остальные видели её бледное лицо, распущенные тёмные волы, спадавшие ей на плечи и казавшиеся чёрными. И в белом ночном одеянии, длинном до пола, она представала ангелом ночи. Но совсем не то видел пред собою безумный старик. Он продолжал стонать и пятился прочь от Натальи.
— Нет, Марина Ильинична, нет, не я! — вырвалось у него из груди. — Я не хотел! Клянусь всеми святыми, не хотел! — возопил он, бросаясь на колени. — Ты сама меня вынудила! Я не хотел тебя терять! Слышишь? Это ты виновата сама! Сама, душа моя! Сама!
Обитатели замка стояли, словно окаменев, слушая эти страшные слова умалишённого. Страх проник в души дам и господ, не позволяя даже моргнуть глазом. Они не видели того, что видел Миндальский, убивавшийся и кричавший, извиваясь на полу. Он то молил, то хватался за голову, и всё это время перед ним стояла невеста в белоснежном подвенечном платье с букетом роз в руках. Фата была откинута, и старик, трепеща всем телом, смотрел на прекрасное лицо своей убиенной супруги. Она стояла гордая и прекрасная, улыбка её мертвенного лица и отблеск широко распахнутых глаз внушали страх, который всякий испытывает перед миром мёртвых. Она только стояла и смотрела на своего мужа, не делая ни единого движения, но с тем же творилось нечто страшное.
— Да, я убил, я убил тебя, распутница! Но я не хотел тебя терять, ты принадлежала мне! Мне одному! Мне! — хрипел Миндальский, теряя сознание. — Я ненавижу тебя! Ненавижу, ты сломала мне жизнь! Из-за тебя они все здесь! — и старик махнул рукой, в сторону столпившихся за его спиной господ. — Ненавижу их, они псы… — бормотал он.
В это время Марина Ильинична сделала шаг вперёд. Букет выпал из её рук и покатился по полу у ног Антона Сергеевича. Он машинально глянул туда, куда упал букет, и разглядел прямо перед собой разлившуюся лужу крови. Снова подняв глаза, он увидел, как таящий силуэт его мёртвой супруги поднял руку в повелительном жесте.
— Возьмите его, — раздался голос в его ушах, и тут же чьи-то сильные руки схватили его и подняли в воздух.
— Держите, держите его крепче, господа, — взволнованным голосом произнёс Павел Егорович.
Поручик Александр Иванович и Виктор Черводольский держали Миндальского за руки, стараясь не позволить ему вырваться.
— Прочь! Прочь от меня, проклятые черти! — кричал Антон Сергеевич, слабея в руках молодых людей.
— Альфред, срочно пошлите за доктором! — прокричал Александр Иванович.
— Это приступ, держите его крепче, он может себе повредить, — продолжал Павел Егорович, подстраховывая молодых людей, с большим трудом удерживавших всё ещё сопротивлявшегося старика.
— Что здесь происходит? — вдруг раздался позади них властный голос Клары Генриховны.
— Боже мой, какой позор на наши головы, — простонал генерал Серженич, прислоняясь к стене. — За что, кузен, вы так жестоко опорочили нашу фамилию
Евгения Петровна что было сил ободряла супруга, растерянно поглядывая на обезумевшего родственника. Тем временем Алексей Николаевич рассказывал хозяйке Уилсон Холла всё, что произошло в коридоре.
— Всех прошу разойтись по комнатам, господа, — твёрдым голосом произнесла Клара Генриховна. — Натали, это и вас касается! Альфред! — позвала она, обводя всех вокруг жестким взглядом.