В это время Александр Иванович медленно шёл среди кустов запущенного старого парка, разросшиеся ветви сирени и жасмина сделали удобную некогда аллею узкой дорожкой. Могучие липы и вязы неподвижно возвышались в утреннем полумраке, соединяя усыпанную листьями тёмную землю и светло-серое небо, увитое траурными кружевами обнажённых ветвей. Ни единого шороха или свиста птицы не было этим утром, только приглушённые звуки шагов разносились меж величавых деревьев. В глубине парка виднелась беседка в античном стиле, потемневшая от времени, но тем самым ставшая ещё прекраснее и загадочней. В сторону этой беседки и направлялся поручик. Пройдя несколько десятков метров, он оказался на круглой, как блюдце, и заросший со всех сторон сорными травами лужайке, некогда предназначавшейся для игр и пикников. Вокруг лужайки стояла непроницаемая стена из высоких деревьев и густых зарослей диких кустов калины и боярышника. Это невесёлое поле могло в скором времени стать местом смерти кого-то из молодых людей. Пройдя по поляне, Александр остановился у старого дуба и глянул вверх, желая рассмотреть угрюмое небо сквозь его могучие ветви. Неожиданно ему на встречу вышел Карл Феликсович в темно-коричневом плаще и чёрной шляпе, в руках он держал небольшой, обитый кожей чемоданчик.
— А я уж думал, вы не придёте, господин поручик, — с презрением заметил он.
— Всегда к вашим услугам, сударь, — спокойно ответил Александр Иванович, холодно глядя на противника.
Карл Феликсович иронически улыбнулся, подходя ближе. Во взгляде его поблёскивал огонёк бешеной ненависти и предвкушения скорого торжества. Молодые люди недолго смотрели друг на друга, словно каждый старался угадать, о чём думал соперник.
— Не передумали умирать? — язвительно спросил Карл Феликсович. — Подумайте, жизнь одна, а этот нелепый случай вы переживёте. Откажитесь от вашей Натальи, признайте поражение, и я тоже признаю, что в чём-то был не прав. Всё ведь можно уладить миром…
— Не тратьте слов, — перебил его Александр. — Ваше предложение подло и бесчестно. Вы сами вызвали меня, а теперь хотите смухлевать. Бросьте увиливать. Я не отступаюсь от своего слова.
— Вы правы! — воскликнул Карл Феликсович, отворачиваясь от поручика с помрачневшим лицом. — Давайте, наконец, покончим с этим глупым фарсом, этой комедией!
Он неожиданно повернулся к Александру, держа перед собой открытый ящик с пистолетами, чудо оружейного искусства, покоившееся на кроваво-красном бархате. Даже смерть должна была стать шедевром, по мнению мастера, украшавшего оружие тончайшей резьбой и золотом.
— Уже заряжены, — с улыбкой произнёс черноусый франт, разглядывая дуэльную пару. — Не сомневайтесь в моей честности, — добавил он, — я не убийца. Однако позвольте мне выбрать пистолет, я верю в счастливую руку. Вам же я предоставляю право стрелять первым.
— Благодарю за такую любезность, — сухо ответил поручик, пристально глядя на Карла Феликсовича, пока он на несколько мгновений замер, выбирая себе оружие.
— Теперь прошу вас, — проговорил тот, осматривая выбранное им оружие.
Когда же и Александр Иванович взял в руки пистолет, Карл Феликсович закрыл ящик и положил его на землю. Лёгкий порыв ветра прошуршал в ветвях деревьев. Александр поднял голову и стал пристально всматриваться в дымчатую высь.
— Поручик! — неожиданно раздался голос Карла Феликсовича. — Поручик, я жду вас!
Он уже снял тёплый свой плащ и шляпу, и стоял на середине жёлтовато-серой высохшей поляны в белоснежной рубашке с пистолетом в руке и гордо глядел на Александра Ивановича. Молодой офицер скинул шинель и бросил её на траву, затем подошёл к нему и пристально посмотрел в глаза Карлу Феликсовичу, но тот поспешил отвести свой взгляд.
— Стреляемся с тридцати шагов, — проговорил он. — Считать буду я.
Поручик ничего не ответил на это, лишь терпеливо и послушно встал спиной к Карлу Феликсовичу, поспешившему начать отсчёт. Каждый шаг отдавался страданием в груди Александра. Жгучий стыд и мучительное чувство вины терзали его душу, едкая жалость и ощущение утраты этого мира причиняли почти физическую боль, но он не мог отказаться от поединка. Гордость и честь были сильнее жажды жизни.
— Двадцать девять,… тридцать! — выкрикнул Карл Феликсович и остановился.
Через секунду противники повернулись друг к другу и подняли пистолеты.
Наталья бежала через парк, не замечая ни холода (а она была в одном лишь домашнем платье), ни опасных ям, ни колючих ветвей, царапавших её бледное от волнения лицо, ничто не могло быть ей преградой. Её тёмные распущенные волосы разметались по плечам, быстрый бег высушил слёзы, и лишь горячее сердце бешено билось в её груди. А злые кусты цепляли её платьице, вырывая из него клочья, точно желая не пустить к месту смертельного поединка. Вот уже забрезжил просвет среди деревьев, и девушка, будто испуганная лань, выскочила на край круглой поляны, замерев на месте при виде страшной для неё картины. Двое мужчин стояли друг напротив друга с пистолетами в руках. Наталья не сразу узнала Александра, оба дуэлянта были в одинаковых белоснежных рубашках. В растерянности она с ужасом смотрела на эту немую сцену. Не заметившие её появления молодые люди по-прежнему недвижно стояли, держа в вытянутых руках оружие.