Нескончаемо долго шла она вперёд, сама не зная, куда. Понемногу возвращающееся сознание подсказывало ей, что она миновала парк, вот кончилось поле, и началась глухая непролазная чаща, по которой она шла, выпрямившись во весь рост, словно в знакомом ей с детства лабиринте, не задевая ни единой ветки. Она шла, влекомая чужой злой волей, то спускаясь в овраги, то поднимаясь по крутым склонам, как по мраморной лестнице. Она шла, взбираясь по холму, и лишь опавшие листья шуршали под подолом её платья. И так, добравшись до вершины, как ей это казалось, она остановилась по велению загипнотизировавшего её страшного голоса. Путешествие, казавшееся сном, стало всё больше казаться реальностью. Наталья сделала над собой усилие, стараясь сбросить неведомые оковы, в которые попал её разум, и внезапно, точно вспышка озарила пространство перед ней, и она увидела, что стоит среди грозных развалин, заросших мхами и высоким колючим кустарником, окружённых гигантскими деревьями, попирающими своими ветвями небо. Смутно чувствовала она, что место это ей знакомо, не его ли она видела так часто в ночных кошмарах? Но тут она вздрогнула от ужаса: перед ней, скалясь и гримасничая, стояла фигурка горбуна, скрючившегося у ног высокого господина в чёрном плаще, чьи огненные, словно угли преисподней, глаза жгли её демоническим взглядом. Это он привёл её сюда, это он внушал ей больше ужаса, чем сама смерть, это от него веяло страшным могильном холодом, это от него шёл удушающий запах тления. Чернее бездны, стоял он перед Натальей, довольный и торжествующий. И прямо перед ней в один миг распахнулась пропасть, скрытая тяжёлой плитой, отъехавшей в сторону, как по волшебству. Наталья стояла не шелохнувшись, не в силах поверить в происходящее.
— Войди в дом мой и стань женою моей! — раздался страшный голос чёрного господина, и длинная острая рука протянулась к ней.
Крик ужаса вырвался из её груди. Отшатнувшись от зияющей у её ног ямы, она хотела бежать, но ноги не слушались. Кошмар стал явью, силы покинули несчастную девушку, и она упала на усыпанную мёртвыми листьями жёсткую траву. Тут же десятки рук крепко схватили её, увлекая в царство тьмы. Голос её оборвался, и, не в силах сопротивляться, Наталья лишилась чувств. В след за ней бесшумно на своё место опустилась каменная плита, надёжно запечатав подземелье, готовое послужить этой юной деве вечной гробницей.
Мрак сгустился над тем местом, поглотив и развалины, и покрывший их лес, и всё живое словно умерло вокруг, и даже испуганный ветер замер, скованный сном могилы.
Однако, как бы ни была ночь длинна, всегда наступает утро, но в этот раз стояла мгла, точно и не рассветало. Низкие чёрные тучи покрыли небо плотным панцирем, закрыв окрестности Уилсон Холла от солнца на многие мили окрест. И сонное оцепенение не проходило, и обитатели замка по-прежнему тоскливо продолжали существовать, околдованные злой силой и не видящие этого. Только к середине дня доктор обратил внимание на то, что Наталья Всеволодовна не появлялась до сих пор ни к завтраку, ни к обеду. Вместе с Альфредом, получив дозволение Клары Генриховны проведать больную воспитанницу, они отправились к её комнате. В изумлении они обнаружили Фриду, замершую на своём месте у дверей девичьей спальни. С трудом приведя служанку в чувства, они узнали, что Наталья Всеволодовна комнаты не покидала, однако, на стук девушка не откликалась. Никто не реагировал на просьбы и увещевания открыть дверь, за которой царила гнетущая тишина. Пришлось Альфреду отправиться к госпоже Уилсон и просить дозволения выбить запертую дверь Натальиной спальни. Спустя четверть часа двое слуг смогли ворваться в комнату, но, к ужасу доктора и дворецкого, там никого не было. Дверь же оказалась запертой изнутри. Окно тоже было закрыто на задвижку. С каким-то суеверным страхом доктор осматривал каждый предмет, особенно тщательно проверяя запоры оконных рам.
— Думаю, господин доктор, эту версию рассматривать бессмысленно, — говорил ему Альфред, — до земли здесь далеко, даже ловкому и сильному мужчине не спуститься по этой отвесной стене.
Порядок, в котором была комната, совершенно сбивал с толку и доктора и дворецкого, уверенных, что Наталья решила бежать. О её таинственном исчезновении немедленно доложили Кларе Генриховне. Но, сколь не выпытывала старая леди у рыдавшей служанки сведения о минувшей ночи, та не могла вспомнить ничего, кроме холода и страха, охвативших её. Ни грозный взгляд, ни угрозы не помогали. Фрида клялась, что никто не проходил мимо и дверь не открывалась. Срочно были организованы поиски беглянки, но они ни к чему не приводили. Расспрошенные привратник и егерь твердили в один голос, что не видели ни следов на мокрой земле, ни чьей-либо фигуры, к тому же плащ девушки остался в замке, а уйти в такую пору в одном платье было немыслимо. Но через четверть часа после известия об исчезновении Натальи взволнованный конюх доложил, что из конюшни мистическим образом пропал белый конь. Эта новость вызвало множество толков, среди которых звучало предположение, что девушку увёз никто иной как поручик. Вскоре пришла весть о том, что на дороге в пяти милях от замка найден разбитый деревом жандармский экипаж, а при нём раненные офицер и сержант, отправленные в лазарет при ближайшем монастыре. И хотя старьёвщика, привезшего эту весть, долго расспрашивали о третьем человеке, находившемся в экипаже, он ничего о нём не мог сказать. Из этого госпожа Симпли поспешила сделать вывод, что именно Александр Иванович устроил побег, а после тайком прокрался в замок и похитил Наталью Всеволодовну, уведя её потайными ходами. Теперь в их существовании никто не сомневался, однако, поиски этих самых тайных ходов ничем не увенчались. Твердыня Уилсон холла надёжно хранила свои тайны.