Так они ещё долго сидели в библиотеке, рассказывая друг другу о днях, проведённых в замке, делясь мыслями и планами на будущее. Сколько слов они когда-то не успели сказать, сколько не прочувствовали, не прожили вместе. За узким стрельчатым окном ветер тихо гнал лёгкие снежинки, мягко ложившиеся на отливы и раскладку оконных рам. День приближался к вечеру, и солнце, пробившееся из-за облаков, наслаждалось со своей вершины причудливой игрой света на рельефных громадах небес. От тёмного сизого холодного оттенка пейзаж переходил к самым тонким краскам белого, розового и голубого.
— Павел Егорович, — говорил господин Уилсон, — позвольте ещё кое-что вам заметить. Вы очень мягкий человек, и вместе с тем очень честный и совестливый. Вы живёте в добродетели, избегая всякого порока или бесчестия, и я вижу, насколько вы страдаете от несовершенства мира. Я знаю, вы человек слова, и вместе с тем невероятно скромны. Но меж тем, вы выглядите несчастным, при этом, мне кажется, что стараетесь таковым казаться чуть ли не специально…
— Поверьте, — отвечал он, — если даже я и выгляжу нарочито задумчивым, я делаю это невольно. Слишком много лишнего, пустого, напрасного было в моей жизни, но я не устаю мечтать о том прекрасном дне, когда всё изменится, когда придёт счастье…
— Нет, сударь, — покачал головой Михаил Эдуардович. — Ваша жизнь так и останется чередой банальностей, пока вы сами её не измените. Вы ждёте напрасно, свершайте подвиги, и пусть они просты в ваших глазах, они принесут в вашу жизнь ту радость и свежесть, которой вам так нужна.
— Да, я много раз читал, о том, что мир меняется, если начать менять самого себя, это старая истина, которую все знают…
— Но не все следуют старым истинам, — прервал Павла Егоровича господин Уилсон. — Вы провели ни один десяток лет в мыслях, строя планы и философствуя о жизни, а когда же вы собирались жить? Э, дорогой, жить надо сейчас! Не всегда можно восстать из мёртвых, как я. Рано или поздно всё кончится, и вы спросите, неужели всё уже прошло?
— Но я не мальчик, чтобы так рьяно, со всей горячностью пуститься в круговорот жизни, — смущённо оправдывался Павел Егорович.
— Поверьте, и я, почтенный старец, долго думал, решаясь на эту авантюру. Помните, лучше отважиться на поступок сейчас, чем потом вздыхать, вспоминая упущенные возможности, да и вряд ли вы их потом уже вспомните. Важно одно, ваша жизнь в ваших руках.
— Кажется, я вас понимаю, — проговорил Павел Егорович, погружаясь в раздумья о своём существовании. — Не совсем, конечно, но понимаю…
Через некоторое время празднично одетые слуги подали ужин. За столом в последний раз собрались вместе все обитатели замка. Михаил Эдуардович сидел во главе стола. Справа от него сели Наталья Всеволодовна и Александр Иванович, о помолвке которых было торжественно объявлено перед началом трапезы. Рядом с ними сидели Анна Юрьевна и Карл Феликсович, следом за ними сел и Виктор. Улучив минуту перед началом ужина, Анна успела шепнуть Наталье:
— Мой брат сегодня получил письмо от некой мадмуазель Виктории, подозреваю, скоро будет свадьба!
Напротив своего супруга сидела Клара Генриховна, не проронившая больше почти ни слова. Никто так и не узнал, о чём она думала в тот вечер. Рядом же с ней с холодными лицами сидели супруги Симпли и Алексей Николаевич. Почётные места рядом с главой семьи заняли нотариус и врач. С ними же нашёл общую компанию Павел Егорович. Для многих за столом это был самый счастливый и мирный ужин в замке за последнее время. Все чувствовали, что в этот старинный дом вновь пришли мир и покой.
Ночь прошла удивительно легко и спокойно, а утро принесло гостям бодрость и умиротворение. И если прежде все просыпались утомлёнными, на этот раз некий дух замка, о котором умолчал старый Уилсон, оставил своих гостей в покое.
После короткого завтрака все поспешили разъехаться. Павел Егорович оказался вновь в одном экипаже с Алексеем Николаевичам, и был вынужден всю дорогу слушать жалобы на несправедливость старого Уилсона, на суровость замка, напрасно потраченное время, и целые потоки неправды обо всех остальных родственниках. Поминутно Павлу Егоровичу казалось, что он вот-вот лишится терпения и, если не нагрубит кузену, то уж точно ударит его тростью, может быть даже несколько раз. К счастью, всегда некие обстоятельства мешали этому, таким образом, Алексей Николаевич добрался до дома без единого синяка.
Перед отъездом Павел Егорович долго пытался узнать, что же стало с табором, о котором так много ему рассказал Александр Иванович. Но, цыгане, словно птицы, снялись со своего места, и больше их не встретишь, а если и встретишь, так ни за что не распознаешь, не различив между другими таборами. Они словно ветер, который нельзя поймать или заставить куда-то идти, ведь это он, ветер, сам находит тебя.