— А где же Марта, отчего она не вышла? — спросила Гретта, которой приходилось выполнять двойную работу.
— Должно быть никак оправиться не может после того как духа увидела, — боязливо озираясь, ответил Борис.
— Свят, свят, свят, чей же дух к ней явился? — воскликнула другая служанка, Фрида. — Неужто, нашего покойного благодетеля?
— Именно его самого! Весь такой чёрный, что сатана из пекла, одна голова белая, будто снег! Я, говорит, за тобой, говорит! Взял он её за шиворот, точно котёнка, да она дёрнулась и бежать, насилу я её спас! — вращая глазами, стал рассказывать Борис.
— Да быть того не может! — всплеснув руками, сказала Гретта.
— Вот и я скажу, что всё сказки, — добавила Фрида, — сам хозяин, да упокоит господь его светлую душу, о призраках даже мыслить не разрешал, так с чего им взяться? Э, нет, видать Марта всё напридумывала, только бы не работать.
— Истинный крест, не вру, вот и господин дворецкий подтвердить может! — возмутился Борис.
В этот момент в зал вошёл Альфред. Вид у него был встревоженный, так как господа дали ему столько поручений, что одному ему их было выполнить невозможно.
— Гретта, Фрида, отчего вы до сих пор возитесь с посудой? — вскричал он, увидев подносы в их руках. — Господа требуют, чтобы за ними был ежеминутный уход, а вы здесь прохлаждаетесь! Неужели вы не можете выполнять всё надлежащим образом?
— Мы бы всё делали быстрее, если бы с нами была Марта, — заметила обиженная несправедливым выговором Гретта.
— Ну, так где она? — возмутился дворецкий.
— Борис сказал, что за ней призраки приходили, — сказала Фрида, поправляя свечи.
— Что? — возмутился Альфред и сердито посмотрел на Бориса. — Если она перетрудилась до умопомрачения, это ещё не значит, что в нашем замке есть привидения. Выбросите немедленно эти мысли из головы и продолжайте работать. У вас достаточно дел на ближайшее время. Потом пусть кто-то сходит за Мартой, я с ней переговорю. Теперь ты, Борис, ответь, готовы ли собаки и лошади для охоты?
— Так точно, готовы, господин дворецкий, — отвечал растерянный слуга, — Григорий сам всех лошадей оседлал.
— Знаю я этого конюшего, ничего правильно сделать не может, — проворчал Альфред, затем, немного подумав, продолжал: — Слушай Борис, я отправлюсь с господами на охоту, ты же останешься здесь вместо меня, и если что-то будет не так как нужно, я с тобой проведу очень серьёзную беседу.
— Всё будет прекрасно, господин дворецкий, уж можете на меня рассчитывать, — сказал довольный Борис, чуть не уронив от радости поднос с бокалами.
— Мне хочется в это верить, — устало произнёс дворецкий и вышел из залы.
— Вот, мои дорогие, — радостно сказал Борис, немного придя в себя от нечаянной радости, — теперь я возьму над вами шефство! У меня не забалуешь, всё будет по первому разряду!
— Вот уж получишь ты от господ и от нашего дворецкого по первому разряду, если нос станешь задирать, — с усмешкой ответила Гретта на его полную упоения фразу.
— Ох, лишь бы тебе хорошему человеку всё настроение испортить, — обиделся Борис, — пойду на кухню, а то они, чай, без старшего уж и ничего приготовить не могут.
— Иди, иди, — окликнула его Гретта, — да только не сверни себе шею от важности.
Борис ничего не ответил, только еще больше приосанился и чинно, неспешно направился к выходу. Но когда он проходил мимо стола, на котором покоился поднос с бокалами, то раздался невыносимый грохот и звон бьющейся посуды. Оглянувшись, несчастный Борис так и замер: все бокалы были разбиты и их осколки покрывали треснувший поднос. Новоиспечённый главнокомандующий прислугой чуть не произвёл безоговорочную капитуляцию и не сбежал со страха, ведь за эти бокалы ему нельзя было бы расплатиться и за сорок лет своей работы. Он так опешил, что замер над осколками хрусталя и только нервно моргал глазами, не понимая, какая неведомая сила спихнула на пол дюжину увесистых бокалов.
— Ах ты, неуклюжий медведь, — напустилась на него Фрида, не помня себя от ярости, — только командовать нами начал, а уже господское добро бьёшь! Да знаешь ли ты, что с тобой госпожа Уилсон за это сделает? Да она тебе все руки оторвёт, коровья твоя душа!
— Это не я! — испуганно воскликнул Борис, покрываясь густым холодным потом. — Он сам упал, сам, клянусь, голубушки! Я его и пальцем не тронул!
— Не тронул! — вскричала Фрида. — Я тебя сейчас так не трону, что ты до рождества не забудешь!