Поклонившись, все вышли прочь из гостиной, оставив пожилую леди одну со своими мыслями. Однако, несмотря на то, что буря улеглась, чувствовали все себя, кроме Карла Феликсовича, подавленными и напуганными. Слуги поспешили по своим делам. Виктор взял сестру за руку и быстро увёл её в сторону, бросив злобный взгляд вслед напомаженному черноусому франту.
— Мерзавец! — воскликнул Виктор Юрьевич, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их не могли услышать.
— Но, может он не со зла это сделал? — с мольбой в голосе произнесла Анна Юрьевна.
— Ха! Как же не со зла! Да он завидует им! Он просто их ненавидит! — распалялся Виктор. — И больше всех он ненавидит именно Александра Ивановича! Неужели твоя женская интуиция не в силах тебе этого подсказать?
Увы, Анна и сама видела, что тот, чей образ вошёл в её сердце, любит другую. Как не горько ей это было признать, но Карл Феликсович оказался жалким доносчиком и интриганом. И за что он мог ей так понравиться, Анна сама не знала.
— Он словно нарочно следил за ними! Клянусь, он сам замышляет что-то ужасное! — продолжал Виктор, стараясь излить свой гнев в словах.
— Прошу, оставь это, — со слезами в голосе произнесла Анна и бросилась прочь по коридору.
И как Виктор не пытался её остановить уговорами, искренне не понимая, чем мог обидеть сестру, ему не удалось удержать её. Несчастная девушка бросилась на постель в своей комнате и долга плакала, прижавшись лицом к подушке, обливая её горячими слезами.
Через некоторое время в дверь её комнаты постучал Виктор. Не дождавшись ответа, он осторожно повернул дверную ручку и робко вошёл внутрь. Анна тихо лежала на кровати, словно не замечая его присутствия.
— Прости, если чем-то обидел тебя, — произнёс он, приближаясь к сестре. — Я право не знаю, что я сказал, и чем мог тебя оскорбить, но я прошу, прости меня, Анна!
Она поднялась и посмотрела на него блестящими от слёз глазами. Что-то безмерно прекрасное и трогательное было в них в этот момент, и Виктор невольно залюбовался своей сестрой.
— Нет, не ты меня обидел, — произнесла она. — Не обижайся на свою глупенькую сестрёнку, мой добрый дурачок.
И она бросилась к нему на шею, и слёзы по-прежнему текли из её глаз, и её дыхание жгло ему ухо, и самому хотелось плакать. Он обнимал свою сестру, как единственного родного человека, оставшегося у него на этом свете.
Тем временем, Александр Иванович и Наталья Всеволодовна двигались навстречу новым тайнам, ожидавшим их. Они миновали поле и деревню, потом дорога пошла снова через лес, усыпанный бурой листвой, шуршавшей под копытами их лошадей. Ветви сплетались в чёрные кружева, сквозь сеть которых просвечивало светло-серое небо, а маковки самых высоких сосен утопали в призрачной дымке. Молодые люди ехали бок о бок, и им казалось, будто невидимый струнный квартет играет задумчивую мелодию осени. Для них не существовало больше ни тревог, ни страха, только благоговейный трепет перед красотой засыпающей природы, казавшейся особенно прекрасной. И эта задумчивая тишина покоряла их своей безыскусностью и простотой. Они ехали вместе, ветви могучих деревьев сплетались над их головами подобно сводам готического собора. Всё казалось необыкновенным и торжественным, заставляя сердце замирать, как при важнейшем историческом событии. Но нет, не происходило для взора простого прохожего ничего необыкновенного: всё тот же лес, всё те же жёлтые листья, позолотившие густые заросли кустов, всё та же меланхолия осени. Время словно остановилось, чтобы каждый мог насладиться финальными аккордами красочного мира перед наступлением зимних холодов.
Через несколько сот метров, они свернули на неприметную аллею, на углу которой стоял старый деревянный указатель с едва различимыми следами надписей, давным-давно стёртых дождями и снегопадами. Аллея казалась сильно запущенной, словно по этой призрачной дороге никто не ездил чаще, чем пару раз в месяц. Вскоре поручик и его спутница подъехали к покосившемуся домику привратника, выстроенному из красного кирпича и покрытого пожелтевшей штукатуркой, которая много лет назад обвалилась и осыпалась почти со всего фасада, что некогда был украшен стрельчатыми фальшокнами и замысловатыми узорами. Затейливые арки слева и справа от ворот были выложены фигурным кирпичом, выглядывавшим из-за сухих стеблей дикого винограда. Заржавевшие кованые ворота были распахнуты настежь, а на каменных столбах гордо возвышались статуи античных мифических существ, так же безжалостно увитые буйным плющом и диким виноградом, сохранившим кроваво-красную листву. И ещё горы этих листьев лежали у разбитого подножия ограды.