Павлыш вышел в коридор. Никого.
Он заглянул в каюту.
Варнавский лежал. Лицо его было синим.
— Павлыш, — сказал он, — у нас всего несколько минут. Слушайте.
Варнавский старался говорить быстро, но губы плохо слушались его.
— Я почти кончил, — продолжал Варнавский. — Времени не хватило. Сами понимаете. Да закройте дверь, они могут услышать! Если они снова сделают прыжок обратно, плёнки погибнут. Я наговорил на плёнки, понимаете, и плёнки погибнут, потому что я уже не могу писать.
Варнавский повторял фразы, словно хотел вдолбить их в голову Павлышу:
— При обратном переходе плёнки стираются. А мне в следующий раз уже не вспомнить. Пружинный эффект снижает деятельность мозга. Снова мне не сделать. Возьмите плёнки.
— Вы думаете, что я взлечу?
— Нет. Вы не взлетите. Это невозможно. Вы должны взять плёнки. Никому ни слова. Они пленники чувства долга. Если можно что-то сделать, надо делать. Это парадокс. Он никуда не ведёт. Если они ещё раз сделают прыжок, то я уже не сделаю теории. Понимаете? Тогда я зря жил. Мне легче умереть, если я жил не зря. Мне нужно умереть, чтобы жить не зря. Всё очень просто, вы возьмёте плёнки, и пока никому ни слова. И потом сделаете ещё одну вещь. Очень просто. Я знаю. Пульт управления компьютером, который высчитывает и производит прыжок, под станцией. Там люк, вы видели. Вам нужно спуститься туда сейчас. Это просто. Вам надо взять что-то тяжёлое и спуститься. Возьмите этот камень. Сувенир, я его взял как сувенир. В день прилёта. Я думал увезти его на Землю. Камень, который путешествовал во времени. Возьмите его. В правой части пульта под стеклом контакты подачи энергии на установку. Разбейте стекло. Разбейте стекло и контакты. Вы поняли? Они не смогут вернуться во времени. И тогда моя работа будет цела. Это самое главное. От человека остаётся только работа, вы понимаете? Вы должны это сделать…
Варнавский закрыл глаза. Павлыш увидел, как его рука, вся в синей сыпи, тянется к камню, лежащему на столе.
— Ну! — сказал Варнавский хрипло.
Павлыш подошёл к столу. Кассеты лежали аккуратной стопкой.
— Три верхних, — сказал Варнавский, не открывая глаз.
Павлыш взял кассеты.
— Теперь идите. Камень! Камень!
Павлыш стоял.
— Я не могу, — сказал он.
— Идиот. Вы убийца…
В словах не было чувств. Была только усталость.
— Я понимаю, — сказал Павлыш. — Но, может быть, не сотрётся?
— Сотрётся. Обязательно сотрётся. Вы же видите, что я не могу подняться. Я прошу вас! Не только ради меня. Ради Людмилы, Светланы, ради вас самого! Вы же не перенесёте ускорения времени. Никто не перенесёт. Жертвенность — это плен.
То, что просил сделать Варнавский, было самым простым, разумным, и, вернее всего, Варнавский был прав — выход один. Павлыш мысленно уже спустился к компьютеру и разбил стекло. И тогда ещё через день, задыхаясь от боли, Варнавский умрёт. Инвариантно. Как если бы это была станция геологов. Но оставался маленький шанс, оставалась надежда на чудо — ещё три дня, послезавтра Варнавский проснётся здоровым, у него и у них будет ещё три дня. И что-то получится. Ничего не получится, понимал Павлыш, но послушаться Варнавского — означало убить его.
— Ну как вы не понимаете, — повторял Варнавский. — Я сам не могу дойти. Я опоздал. Я хотел кончить и опоздал.
Голова Павлыша раскалывалась. Он протянул руку к камню. Но рука не послушалась его.
Вошёл Карл.
— Вы здесь? — Он ничуть не удивился. — Людмила говорит, что есть надежда. Она говорит про какие-то квасцы. Она просит вас прийти. Как ты, Павел?
— Он тоже трус, — сказал Варнавский. — Он, как и ты. Штромбергер взглянул на Павлыша.
— Я вас понимаю, — сказал он.
7
С квасцами ничего не получилось. Людмила просто очень хотела, чтобы получилось. Но прошёл час, прежде чем Павлышу удалось разубедить Людмилу. Павлыш понимал, что уходить нельзя. Прошли ещё минуты. Потом Светлана упала в обморок. Тихо съехала на пол.
— Ну вот! — Людмила сказала это так, словно Светлана притворялась.
Павлыш наклонился над Светланой, расстегнул ей ворот.
— Вам помочь? — спросила Людмила.
— Нет, сейчас я сам всё сделаю. В этом, по крайней мере, я разбираюсь.
Он с трудом поднялся, подошёл к медицинскому шкафу.
Людмила тоже поднялась.
— Я пойду к Павлу, — сказала она. — Карл забудет сделать ему укол.
Карл не дал ей уйти — он вошёл в лабораторию.
— Я сделал укол. Он спит. Не ходи. Что со Светланой? Ей плохо?
— Ему не лучше? — спросила Людмила.