— Всякое бывает, — пожал плечами лысый. – Женщины создания ветреные, никогда не знаешь, что у них на самом деле в душе творится.
— Погоди, — прервал его философствования пожилой. – Мне кажется, это еще не конец истории. Так ведь, парень?
— Не конец, — согласился Ясуд. Мысленно он был там в своем прошлом. Ему тогда казалось, что хуже быть не может. Вскоре он выяснит, что ошибался. – Дни мои наполнились серостью, радости не стало. В один миг я разучился смеяться. Тогда я словно выпал из потока времени, окружающее перестало быть частью меня, оно уже не затрагивало ни моих чувств, ни моего разума. Наверное, я был близок к тому, чтобы наложить на себя руки. Окончательно эта мысль так и не оформилась, но постоянно витала призраком на окраинах моего сознания. И я решил обрести для себя спасение через истовое служение Эрлику, надеялся, что огненный бог очистит мою душу от страданий. И вскоре мне действительно стало лучше. Скорее всего не от божественной благодати, а из-за того, что на мысли о собственном несчастье у меня просто не осталось времени. А еще ко мне пришла надежда. Я верил, что когда наконец моё обучение подойдет к концу, я смогу вернуться в города и отыскать там её, убедить в том, что мы созданы друг для друга. Каждый раз засыпая, я представлял себе её, и во сне мы снова были вместе. И вот, когда со дня нашей разлуки прошло уже три месяца, меня вызвал к себе один из наставников. Он объяснил, что у него нелады с желудком, и попросил меня сходить в город к травнику за микстурой, только тайно, чтобы никто не узнал, а то настоятель может разгневаться, узнав, что он предпочел молитвам богу Огня какой-то настой из стебельков и корешков. Я с радостью согласился, шанс увидеть её выпал куда раньше, чем я рассчитывал. Впервые за долгое время я покинул пределы храма, настроение у меня было превосходное. По дороге я вглядывался в лица людей, надеясь обнаружить её, мою любовь. Почему-то я не сомневался, что наша встреча с ней предопределена. Но вот я уже добрался до лавки лекаря, а она всё не появлялась и не появлялась. Понемногу в моем сердце начала возрождаться та самая серая тоска. И когда я уже покидал город, мое внимание привлекли странные крики. Я свернул на широкую улицу и вышел на площадь. Там казнили воров, насильников, убийц и всяких прочих преступников. Каково же было моё потрясение, когда я узнал в женщине, восходящей на плаху, любовь всей своей жизни. Я прокричал, сам не знаю что. Она услышала мой голос, отыскала меня в толпе. Поднеся руку к губам, она послала мне прощальный поцелуй, а через миг её голова скатилась к ногам палача.
Пираты молчали. Никто из них не решался что-то сказать. По лицу Ясуда было понятно, что он искренне переживает ту свою потерю и она до сих пор отдается болью в его сердце.
— Грустная повесть, — произнес молчаливый. – Но кто знает, быть может, однажды ты встретишь ту, что затмит собой воспоминания юности.
— Не встречу, — сказал иранистанец. – Я достаточно возвысился среди слуг Эрлика, что быть достойным узнать всю правду. Но если бы у меня был выбор, то я бы предпочел до сих пор жить в обмане.
— Тем, кто обременен знаниями, всегда тяжелее, — философски заметил пожилой.
— Ты прав, клянусь Эрликом! – признал Ясуд. – Все произошедшее со мной оказалось лишь хорошо разыгранным театральным представлением. Это был один из этапов нашего воспитания. Настоятели считали, что мы должны познать любовь во время ученичества, чтобы находясь в услужении не пасть её жертвой. Чувства послушников к девушкам, посещавшим храм, инициировались искусственно, при помощи магии и травяных отваров. Настоятели тщательнейшим образом отбирали кандидаток для создания будущих пар. Помимо легких заклятий, позволяющих контролировать сознание девушек, для верности еще брали в заложники какого-нибудь из их родственников, чаще всего младших братьев или сестер. Если сопротивляемость магии у девицы оказывалась высокой, то она трижды думала прежде, чем своими необдуманными действиями обречь на смерть близкого человека. О том, что финальный эпизод представления с палачом и плахой окажется реальностью, актрис не предупреждали и делали всё, чтобы они не прознали правды.
Ясуд глотнул вина и продолжил.
— Те методы, которые использовали жрецы, дабы пробудить в нас любовь, были если не совершенными, то очень близкими к ним. Я так ни разу за всю жизнь не почувствовал ничего, сколь либо похожего на то, что испытал в те годы. По словам настоятелей ни один прошедший через это испытание не предавал храм ради женщины. Но самым ужасным было даже не то, что во мне убили любовь, а то, что меня лишили надежды. Все те месяцы, которые я прожил, думая, что меня просто бросили, во мне жила вера, что всё может быть изменится к лучшему. Теперь её нет. Я уже был в наивысшей точке любви и страсти, больше мне там не оказаться.
— И много учеников взбунтовалось, — спросил лысый, — когда они узнавали правду?
— Мне такие случаи неизвестны, — сказал иранистанец и вновь приложился к бутылке. – Наши настоятели в точности знали, как мыслит человек, на что надо повлиять: на мозг, на сердце или селезенку, чтобы добиться понимания и послушания. Мы в их руках были подобны мечам, которые они ковали так, как хотели.
— Ты и сейчас служишь храму? – поинтересовался щуплый пират. – Теперь здесь и Эрлику всем городом поклоняться станут? Не боишься, что вас, как митриан, последнего разума лишат?
— Я здесь сам по себе, — ответил Ясуд.
Бутылка, что только что была полной, уже подходила к концу. Иранистанец прокашлялся, готовясь потребовать новую, как кольцо Общества на правой руке услужливо сообщило, что Дамар умер.
Новость была столь неожиданной, что иранистанец аж немного протрезвел.
Туранца по всем выкладкам должны были оставить в живых. Даже если тот человек, чье изображение явилось первым, не имеет никакого отношения к возрождающемуся полубогу, он всё равно непременно бы заинтересовался историей Дамара. Ведь это точно не заурядный обыватель, решивший провести пару колоколов за чтением книг, таких в обитель Хозяев не пускают. Общество имело здесь дело либо с магом, либо с видным стигийским военачальником.
Из своего жизненного опыта Ясуд знал, что хороший палач в два счета расколет самого стойкого пленника, а на счет Дамара иранистанец в этом плане иллюзий не питал. Получается, что уже в начале вечера у «стражника» на руках имелись все сведения и о задачах Общества, и о его членах. Потому Ясуд и не сомневался, что в «Морского Змея» должны вот-вот ворваться «лиловые» и арестовать их с Себером. И уже имея на руках показания всех троих, Хозяева и таинственный страж из библиотеки смогут спокойно решать, следует ли убить пленников или можно их как-нибудь использовать.
Гибель же Дамара означала, что в поместье Хозяев что-то пошло не так, и он переоценил своих противников. У них с Себером еще оставался шанс выбраться из Сартоса живыми. Получалось так, что если «лиловые» не начинали своих поисков, смерть Дамара, вполне, может их к этому подтолкнуть, но и в этом случае немного времени у него и библиотекаря еще оставалось.
— Время, — тряхнул иранистанец лысого пирата за рукав. – Сколько сейчас времени?
— Через колокол уже светать будет, — флегматично ответил морской разбойник.
— Вот! – Ясуд достал из кошеля полновесный золотой и с грохотом водрузил его на середину стола. – Выпейте за мое здоровье!… А можете еще и помолиться…
— Удачи! – недружным хором крикнули пираты поднимавшемуся по лестнице Ясуду. Иранистанца страшно раскачивало из стороны в сторону.
К счастью, дверь в комнату Себер на засов решил не закрывать, и проблем с попаданием вовнутрь у иранистанца не возникло. У Ясуда всё двоилось перед глазами, и он никак не мог распознать окружающие его предметы. Где находится его кровать, он скорее вспомнил, чем увидел.