– Я желаю оказаться дома и лечь спать!
– Ну что ж, – вздохнул Брюс. – Ваше желание для меня закон. Да будет оно исполнено!
И в это время дворцовая крыша, парк, часовые, бледнеющее рассветное небо – все завертелось и пропало. Когда Ася проснулась, тяжелые бордовые шторы в ее спальной наливались солнечным светом, отчего казались алыми. Несколько минут девушка лежала, бездумно глядя в расписанный цветочным орнаментом потолок, пытаясь понять, приснились ли ей полет над Ветроградом, император с трубкой и старый цверг или нет, но так и не поняла. Нужно было подниматься, заняться собой и главным образом – прической.
Когда она встала и заглянула в зеркало, то ей показалось, что она видит чучело огородное, а не юную красотку. Дернув за шнурок звонка, Анна Болотная позвала горничную, та кликнула других служанок. Вскоре они наполнили ванну горячей водой, запахло мылом и ароматическими солями. Голова была тщательно вымыта и расчесана, а тело распарено и размято. После мытья девушка почувствовала себя заново рожденной.
Теперь предстояло перетерпеть укладку волос. Расчесанные локоны сами по себе были, конечно, прелестны, но простоволосой в свете не покажешься и у себя никого не примешь. Сидя за туалетным столиком, взирая на свое унылое отражение, Ася вспоминала сказанное старым цвергом. Случайно ли он рассказал ей о старой легенде? Чтобы избавиться от преследований колдуна, девушка должна передать подаренное им кольцо своему возлюбленному. Однако ведь и снежницы передают влюбленным в них мужчинам волшебные кольца, из-за чего несчастные превращаются в цвергов, рабски потакающих прихотям своих прелестниц. В чем же отличие? Видимо, в том, что снежницы лишь позволяют себя любить, но сами не любят. Если любовь не взаимна, всегда тот, кто любит, – раб, а тот, кого любят, – полновластный господин. Разумеется, в том случае, если господство это ему самому не противно.
Ася попыталась применить это рассуждение к себе самой. Кольцо у нее есть, но любит ли она кого-нибудь? Да и кого ей любить? Старого ветреника Пустовойтова? Он щедр к бедной сироте и в то же время не требует платы за свои благодеяния. Можно ли за это любить? Можно, но скорее дочерней, благодарной любовью. Бесчисленных, сменяющих друг друга чичисбеев, всех этих бравых кавалергардов, отпрысков богатых провинциальных помещиков, ищущих признания в высшем свете, даже всерьез рассматривать не стоит. Колдуна Брюса? Да, он сумел поразить ее воображение. Его подарок нельзя сравнить ни с чем на свете, но можно ли за это полюбить? Ася была убеждена, что нет. Ее вторая сущность, Анна Болотная, готова была выйти замуж по расчету, и чародей был далеко не худшей партией для такого брака, но первая и главная, как и всякая чистая душа, жаждала любви. И если подумать, единственным человеком, которого она могла бы полюбить, был живописец из грядущего века.
Подумав о нем, Ася поневоле вспомнила глаза Иволгина, его руки, немного неуклюжие манеры и то, как ловко и вместе с тем – небрежно управлялся он со своей механической повозкой. Было в нем что-то от героя рыцарских романов – прост, честен, благороден. Как живописец, Иволгин, несомненно, живет собственным трудом. Есть ли у него знатные покровители? Пользуются ли его полотна успехом у богатой публики? Этого Ася не знала. Она вспомнила, что, проезжая в диковинной машине по дневному Ветрограду, видела множество искусных изображений, украшавших модные лавки и просто городские улицы. Чтобы создать их, должны были трудиться сотни живописцев и граверов. А чем больше мастеров, способных удовлетворить самый взыскательный вкус, тем ниже ценится их труд. На досуге Ася почитывала труды Адама Смита и немного разбиралась в торговле и экономии. Следовательно, господин Иволгин вряд ли богат.
Впрочем, было ли ей какое-нибудь дело до его достатка? Если она и в самом деле его полюбит, то пойдет на что угодно, лишь бы остаться с ним. Другое дело, что если она способна об этом рассуждать, то о любви пока говорить рано. Вон даже отражение в зеркале не изменилось. К щекам не прилил румянец, грудь не вздымается от волнения. Не трепещет ни одна жилка. А может быть, ухаживания колдуна, а пуще всего – его подарок уже превратили ее в снежницу, чье сердце лишь кусок льда? Не зря же Брюс рассказал ей об аде, из которого грешной душе не только не суждено вырваться, но даже молиться о спасении не дано. Это была не праздная болтовня, это был намек на судьбу, ожидающую каждого, кто при жизни позволит заманить себя в сети колдовства. А она, увлеченная открывающимися возможностями, пропустила это предупреждение мимо ушей. Нет, старый цверг Лащер не прав. Снежницы тоже рабыни. Они пленницы собственных прихотей и неутолимой жажды роскоши и праздности.