– Занимательная история, – проговорил художник, все еще цепляясь за здравый смысл. – Я одного понять не могу: зачем вам тогда ухаживать за Анной, если она и без того ваша собственность?
– Затем, что мне нужна ее любовь, – ответил Брюс. – Не покорство, не раболепие – свободное чувство. Я пошел на риск, одарив ее кольцом для путешествия меж временами. Мне хотелось поразить ее воображение, через удивление и восхищение моим искусством расположить к себе.
– И у вас ничего не вышло, – сказал Иволгин. – Так что отправляйтесь к тому, кто купил вашу душу.
Он шагнул к девушке и взял у нее свиток. После чего вынул из-за обшлага рукава камзола зажигалку и щелкнул крышечкой, поднеся трепетный огонек к краю пергамента.
– Да постойте же! – крикнул колдун. – Вы подумали, что будет с вашей Золушкой, когда меня не станет?
– Ничего страшного, – пробормотал художник – краешек свитка начал потихоньку обугливаться. – Я сделаю все, чтобы она была счастлива. А заодно и все эти несчастные рабы выкованных вами колец.
– А если она сломается?! Вы сможете ее починить, не зная того, что знаю я?!
– Неужели же вы думаете, что я вам поверил?
Пергамент горел неохотно – стоило закрыть зажигалку, как он тут же гас.
– Легенда о Железной Деве! – вдруг воскликнула Илона.
– Что? – удивленно переспросил Гарик.
– Я вспомнила! – продолжала его спутница. – Есть такая городская легенда, бытовавшая в Ветрограде в XVIII и XIX веках. В ней говорится о мастере, который продал душу дьяволу, чтобы оживить созданную им куклу, но она же его и уволокла в пекло.
От этих слов Брюс содрогнулся, лицо его исказил ужас.
– Ну и черт с ней, с легендой! – выкрикнул художник, яростно щелкая зажигалкой, огонек которой становился все слабее, но проклятый свиток ни в какую не желал гореть. – Почему я должен верить всяким байкам?
– Этого я не могу сказать, – пожала плечами кандидат исторических наук Прохорова.
– Я… Я могу сказать! – спохватился Брюс и бросился к бюро.
Откинув доску, служившую столешницей, когда бюро использовали в качестве письменного стола, он вынул огромную папку, положил ее на большой стол, раскрыл и принялся выкладывать большие листы бумаги. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – это чертежи. Гарик прекратил бесплодные попытки поджечь свиток, сунул его за пазуху и снова вынул из кармана револьвер. Держа его наготове, он приблизился к столу. Иволгин был художником и потому сразу разглядел в чертежах не просто металлический скелет, щедро уснащенный набором пружин, шестеренок, кулачков и шкивов, а неповторимый силуэт фигуры Аси. Чертежи демонстрировали все стадии создания механической куклы с указанием размеров. Тот, кто чертил их, не пользовался метрической системой, поэтому понять, что означают указанные цифры, Иволгин не мог. Зато его напарница впилась в чертежи понимающим взглядом. Шевеля губами, она читала пояснительные надписи, видимо, выполненные на латыни.
– Я не могу утверждать, что это именно твоя Золушка, – проговорила Илона, – но, похоже, что это чертежи автоматона, выполненного в человеческий рост…
– И что это доказывает? – упрямо проговорил художник. – От этих чертежей до моей Золушки – бесконечность! И потом, разве ему можно верить? – Он ткнул стволом револьвера в сторону внимательно прислушивающегося к их разговору колдуна. – Может, он морочит нам голову. Ведь он – черный маг! Сам в этом признался!
– Тогда почему он так боится? – спросила напарница.
– Я не пойму, подруга, ты на чьей стороне? – возмутился Гарик.
– Успокойся – на твоей, – откликнулась кандидат исторических наук Прохорова и добавила: – И потому не хочу, чтобы мы совершали поступки, основанные на неверных выводах. Кстати, дай-ка мне свиток…
Иволгин вынул чуть-чуть обуглившийся по краям пергамент и протянул его спутнице. Она, недолго думая, сломала печать и развернула свиток. На колдуна это произвело страшное впечатление. Он отшатнулся от стола, затрясся и стал бледнее бумаги, разбросанной по столу. Илона не замечала реакции чародея. Она сразу узнала черную латынь. Разобрать ее было нелегко даже специалисту, хотя кандидату исторических наук Илоне Архиповне Прохоровой доводилось знакомиться даже с манускриптами, которые приписывались средневековому ученому Герберту Аврилакскому, избранному на исходе Х века на Святой Престол под именем папы Сильвестра II и обвиненному впоследствии в чернокнижии. Тем не менее подруга мадемуазель Тосканской сумела понять, что в ее руках и в самом деле текст некого договора, потому что более-менее связно ей удалось прочитать следующие пункты: