На ней была огромная украшенная широкими шелковыми лентами бархатная шляпа, надетая немного набок, как того требовала мода, и черное шелковое платье с подложенными плечами и широкими рукавами, оканчивающееся почти у самого пола двумя воланами.
Лейла не знала, что говорили свидетели до нее — ее держали в другой комнате. Но судя по выражению лица Эндрю, дела обстояли не так уж плохо. Ее поверенный был раздражен, но не обеспокоен.
Эсмонда в зале не было. Лейла не видела его с того дня, как умер Фрэнсис. Она не знала наверняка, считает ли граф ее виноватой, хотя его отсутствие говорило скорее о последнем. Без сомнения, он не хотел компрометировать себя знакомством с убийцей. Скорее всего он вообще не давал показаний, а использовал свое влияние, чтобы остаться в стороне.
Естественно, никто не говорил Лейле, кто будет вызван в качестве свидетелей. Вопреки тому, что в соответствии с законом человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана, и что сейчас был не суд, а лишь предварительное слушание, с Лейлой обращались так, как обычно обращаются с подозреваемым, то есть держали в неведении того, что происходило в зале.
Встретившись с усталым взглядом коронера, Лейла гордо подняла голову.
По его просьбе она назвала свои имя, место жительства и срок пребывания в стране. Клерк все тщательно записал, словно никто на свете до этого момента не знал, кто она такая, после чего Лейлу попросили рассказать, где она была вечером, накануне смерти мужа, каким образом добралась до дома и так далее — одним словом, все то, что она уже рассказывала и лорду Квентину, и судье.
Только когда коронер спросил ее, почему она так внезапно уехала из Норбури-Хауса, Лейла позволила себе ответить чуть резче:
— Со всем к вам уважением, но всю нужную вам информацию вы найдете в подписанных мною показаниях.
Коронер взглянул на лежащую перед ним бумагу.
— Вы лишь сказали, что передумали остаться. Не смогли бы пояснить свои слова присяжным?
— Я поехала отдохнуть, — сказала Лейла, глядя в упор на коронера. — Но отдых не получился: было гораздо больше гостей, чем я ожидала, и это было утомительно.
— И поэтому вы вернулись домой и сразу же принялись за работу? — Коронер поднял одну бровь. — Разве это не странно для человека, который хотел отдохнуть?
— Поскольку отдохнуть не удалось, я решила, что не следует бездарно терять время.
— Вот как. И у вас это получилось?
Лейла не удивилась вопросу, хотя перед коронером лежало описание ее студии, данное по крайней мере полудюжиной людей.
— Не сразу. Как вы, несомненно, уже узнали, я была собой недовольна и выместила свое плохое настроение на предметах в моей студии. Шум разбудил мужа. Из-за этого мы и поссорились.
— А вы могли бы описать вашу ссору, мадам?
— Разумеется.
Публика в зале, как и следовало ожидать, насторожилась. До сегодняшнего дня Лейла категорически отказывалась описывать ссору, как бы ее ни увещевали, теперь же все приготовились к откровениям.
— Мистер Боумонт отпустил несколько неприличных замечаний в мой адрес. Я ответила тем, что послала его к черту.
Ожидания зрителей явно не оправдывались.
— Не могли бы вы рассказать более подробно, миссис Боумонт. — Коронер был терпелив.
— Нет, я отказываюсь это делать.
В зале тихо загудели. Коронер остановил гул суровым взглядом. Все снова затихли. После чего, уже менее терпеливо, коронер попросил мадам Боумонт оказать уважение присяжным и все-таки объяснить, почему она не хочет поделиться столь существенной информацией.
— Мой муж, полагаю, в то утро страдал от последствий ночных развлечений. Он разозлился, что его разбудили. К тому же у него страшно болела голова. Если бы он не был в таком состоянии, он не позволил бы себе неподобающих замечаний. А если бы я уже не была рассержена перед тем, как он вошел, я бы даже не то что отвечать, слушать бы его не стала. Пытаться повторить его замечания значило бы придать им видимость правдивости, которую они не заслуживают. Поэтому я не считаю нужным повторять в деталях, как протекала наша ссора. Я не стираю свое белье на людях.
Зрители начали перешептываться.
— Мне понятны ваши объяснения, миссис Боумонт, однако вам известно, что ваша экономка посчитала, что взаимные обвинения носили угрожающий характер.
— Насколько мне известно, экономка, о которой вы говорите, была не способна что-либо понимать, — холодно заявила Лейла. — Она не оказала мне никакой помощи, когда я обнаружила тело мистера Боумонта. Наоборот, с ней началась истерика, которая прошла только после того, как она выпила большую порцию лучшего бренди моего мужа.
Публика снова зашумела, послышался даже смех. Коронер призвал всех к порядку.
— Могу я вам напомнить, мадам, что миссис Демптон услышала вашу ссору задолго до того, как с ней — как вы говорите — случилась истерика.
— В таком случае я не отвечаю за то, что она приписывает мне угрозы, которых я не произносила. Я всего лишь послала мужа к черту. А это выражение еще не означает угрозу, независимо от того, что оно само по себе вульгарно. Признаю, я говорила не совсем так, как подобает леди. Но я не угрожала насилием. И тем более не совершала его — если не считать того, что выместила свое раздражение на некоторых вещах.
— Вы сказали, что были рассержены, — настаивал коронер. — Послать своего мужа… э… к черту означает, что вы были обозлены?
— Вы хотите знать, была ли я достаточно обозлена, чтобы нанести своему мужу увечье? Полагаю, вы ведете именно к этому? Но ведь миссис Демптон видела мистера Боумонта сразу после того, как он покинул студию. Я уверена, что она подтвердила вам, что не заметила следов побоев ни на его лице, ни на теле.
В зале опять раздался смешок.
— Мадам мы расследуем смерть, наступившую по неизвестной причине. Вам она тоже показалась именно такой, раз вы согласились сообщить о ней властям.
Коронер давно должен был понять, что, если человек виноват, он не согласился бы с такой готовностью сотрудничать с законом.
— Я не считала причину неизвестной. Я согласилась на разбирательство потому, что сомнения появились у других. А я не хотела мешать им устранить эти сомнения таким образом, каким они посчитали нужным. Однако и тогда, и сейчас я считаю, что данное расследование окажется совершенно ненужной тратой государственных денег.
— Складывается впечатление, что в то время вы были единственным человеком, который не сомневался относительно кончины вашего мужа.
В то время. Лейла обратила внимание на эти слова коронера: вскрытие, по-видимому, не показало никаких улик преднамеренного убийства.
— Если быть точным, неожиданной она не была. — Лейла почувствовала себя немного увереннее. — Мистер Боумонт злоупотреблял настойкой опиума, хотя врачи предупреждали его об опасности передозировки. Насколько я понимаю, это называется отравление опиумом. Мне стало ясно, что мой муж, как и предупреждал врач, случайно сам себя отравил.
Это ведь не совсем лжесвидетельство, успокаивала Лейла свою совесть. Фрэнсис, конечно же, не принял яд нарочно.
— Понятно. — Коронер снова заглянул в свои записи. — По словам миссис Демптон, во время ссоры вы упомянули яд. Вы утверждаете, что ядом, о котором вы упоминали, была настойка опиума?
— Я говорила и о наркотиках, и об алкоголе. Я, естественно, не выражала намерения отравить его — если вас волнует именно это заявление миссис Демптон.
— Все же, мадам, вы понимаете, как ваши слова может истолковать кто-то другой?
— Нет, не понимаю, — твердо заявила Лейла. — Если только этот другой не считает меня идиоткой. Если бы я грозилась убить своего мужа, я надеюсь, что у меня хватило бы ума не совершать убийство сразу после своих угроз, особенно если существовала вероятность, что слуги могли их услышать. Поступи я так, меня следовало бы считать либо слабоумной, либо сумасшедшей.