— Да. Со спальни. Лейла замерла.
— С места преступления. — От нее не ускользнул чуть насмешливый тон.
— Мне казалось, что следователи обшарили в доме каждый дюйм. — Лейла с трудом сохраняла спокойствие. — Неужели вы надеетесь что-либо найти по прошествии двух недель?
— Я надеюсь, что вы поможете мне что-нибудь найти. Вы жили с Фрэнсисом, тогда как я встречался с ним только в свете. Только вы можете рассказать мне о своем муже, его друзьях, его привычках. К тому же вы художница и ваша наблюдательность делает вас незаменимым помощником в этом деле.
Две недели у Лейлы голова шла кругом от сотен вопросов, предположений, теорий. Она заметила очень многое, но ее наблюдения не привели ни к каким заключениям, которые бы ее удовлетворили. Волей-неволей ей придется сотрудничать с Эсмондом и делиться с ним своими наблюдениями. И не надо показывать ему, насколько ей неприятно сопровождать его в комнату Фрэнсиса. Это расследование убийства. Ничего более.
Эсмонд подошел к двери и остановился в ожидании.
Лейла встала.
— Надеюсь, никто не видел, как вы приехали? — Ее голос слегка дрожал. — Нехорошо, если…
— Я знаю, что такое приличия. Для англичан важнее всего видимость.
Лейле хотелось придушить Эсмонда.
— Как прикажете это понимать, как сарказм или намек? Насколько я успела заметить, вам одинаково хорошо удается и то и другое. И видимость тоже.
Лейла ждала, что граф откроет перед ней дверь, но он лишь улыбался.
— Интересно, какую видимость вы предпочитаете? Ту, что была в зале слушаний, когда я изображал констебля?
— Господи, как вы узнали, что я…
— Тот же вопрос мне хотелось бы задать вам. Даже Квентин меня не узнал, пока я не заговорил с ним… своим голосом.
— Я не знала… я просто… догадалась.
— Почувствовали, — поправил он. — Есть разница.
— Я наблюдательна. Вы только что это сказали.
— Я был ошарашен.
— То же можно сказать обо мне, месье. Как вы узнали?
— Может быть, я умею читать мысли, — пожал он плечами.
— Это не дано никому.
— Тогда что это было, как вы думаете? — Эсмонд говорил почти шепотом.
Лейла вдруг спохватилась, обнаружив, что он подошел к ней слишком близко, хотя она не заметила, чтобы он двигался. Она протянула руку и взялась за ручку двери.
— Мне кажется, меня ведут по пути, по которому я не желаю идти, — пробормотала она и, рванув дверь, вышла из комнаты и направилась к лестнице.
Глава 5
Исмал прекрасно понимал, что мадам изо всех сил старается поверить в то, что его мотивы чисто профессиональные. Ей не пришлось бы так стараться, если бы он вел себя по-иному, что было бы более чем разумно.
Во-первых, было в высшей степени неосмотрительно и даже глупо оказаться в близких отношениях с партнером при расследовании уголовного дела.
Во-вторых, согласно албанскому кодексу чести, он был у Лейлы в долгу за смерть ее отца. Даже если это не его люди убили Бриджбертона, они оставили дом в Венеции незащищенным и тем самым дали возможность кому-то проникнуть туда и совершить убийство. Защитить мадам в ходе нынешнего расследования, а также найти убийцу ее мужа, с тем чтобы свершилось правосудие, было своего рода возмещением ущерба, бездумно нанесенного Исмалом десять лет тому назад. А использовать ее тело, чтобы удовлетворить свою похоть, означало лишь нагромождать поверх непоправимого вреда еще и насилие.
И последнее, однако не менее важное, заключалось в том, что Лейла была опасна. Она постоянно преследовала его в мыслях после того, как од уехал из Парижа. Более того, вопреки здравому смыслу он поехал за ней в Лондон. Он был так ею околдован, что совершил не просто ошибку, а глупейшую ошибку. Хуже всего было то, что она видела его насквозь. Она многого не понимала, тем не менее то, что она вообще что-то осознавала, уже представляло серьезную проблему.
Все равно он хотел ее больше чем когда-либо.
И что же он делает? Вместо того чтобы вести себя сдержанно, он раскидывает любовные сети и вопреки отчаянному сопротивлению Лейла проверяет на ней свою способность притягивать женщин. Что свидетельствует о том — какие еще нужны доказательства? — что она представляет для него опасность.
Даже сейчас, поднимаясь вслед за Лейлой по лестнице, он представлял себе не сцены убийства, а ее преступно искушающее тело.
Мадам очень шел черный цвет, а это платье было сшито просто идеально. Несмотря на преувеличенно высокие плечи и широкие рукава, как того требовала мода — ее соблазнительное тело представало во всей своей красе: шелк облегал высокую грудь, мягко обволакивал тонкую талию и, чуть вздувшись, спускался вниз по женственным бедрам.
Исмал часто рассматривал женщин — одетых и раздетых — и не всегда беспристрастно. Он не был чужд плотских желаний, потому что они доставляли ему удовольствие. Но в случае с мадам это было подобно приглашению к катастрофе. Однако противостоять этому искушению было выше его сил.
На столе у двери в спальню Фрэнсиса стояла всего одна масляная лампа. Сам же коридор оставался темным. Исмал взял лампу, открыл дверь и пропустил Лейлу вперед.
— Можете поставить лампу на тумбочку. Вряд ли вы что-нибудь здесь увидите. Я уверена, что даже еще меньше, чем раньше.
— Позвольте мне взглянуть на все вашими глазами. Исмал поставил лампу и отошел к камину, оказавшись в тени. Он знал, что надо делать, чтобы стать невидимым для других. С Лейлой это сделать будет труднее, но через несколько минут, если он постарается, она почти забудет, что он в комнате.
— Расскажите мне, что вы заметили.
Лейла немного постояла молча, осматриваясь и скорее всего собираясь с силами. Интересно, подумал Исмал, что ее беспокоит больше: то, что это комната, в которой произошло убийство, или его присутствие?
— Самым странным было то, что все было прибрано, — наконец начала Лейла. — В комнате было так чисто, что я решила, что Фрэнсиса не было дома те два дня, пока я отсутствовала. Но беда в том, что два других обстоятельства этому противоречили. Первое, от его одежды не воняло и она не была такой мятой и грязной, какой она обычно бывала после его ночных развлечений. И второе, на кухне было большое количество бутылок из-под вина.
Лейла уже говорила менее резко и не была так напряжена. Исмал догадался, что она не только собралась с силами, чтобы рассказать обо всем этом, но и привела в порядок свои мысли.
— Фрэнсис не любил пить один, — объяснила Лейла. — Единственный вывод, который я могу сделать, — это то, что та ночь не была обычной. Либо у него были гости, и он постарался, чтобы все выглядело прилично, либо он остался дома один и не буянил, либо вообще уходил из дома, но провел это время в обществе нормальных людей.
Лейла подошла к изножью кровати.
— Я думала, что, возможно, он приводил домой женщину и она была из тех, кто обычно убирает за мужчиной. Но не было никаких признаков присутствия женщины — я хочу сказать, обычных признаков. Он и раньше приводил в дом девиц, когда меня не было. Вместе с тем имел наглость упрекать меня за то, что я отказываюсь с ним спать.
Лейла остановилась на секунду, но когда возобновила свой рассказ, тон был по-прежнему спокойным.
— Нет смысла притворяться, будто об этом никто не знал, а мне было все равно, рассказывает ли он кому-нибудь о своих похождениях или нет. Я предпочла прослыть бессердечной женой, нежели распущенной женщиной. Мы с вами уже обсуждали это. Я заботилась о своей карьере. И я не возражала против этих шлюх. Лучше уж они, чем я.
— Но ведь так было не всегда? — Исмал намеревался молчать, но ему во что бы то ни стало хотелось задать этот вопрос. Рассказ Лейлы всколыхнул воспоминания о Венеции и о беззащитной девушке, которую он там оставил. Она жила в браке десять лет, а это означало, что она вышла замуж вскоре после смерти отца. Замужество научило ее цинизму, и хотя такое случалось со многими, это обеспокоило Исмала.