Собеседник Исмала с радостью ухватился за возможность перевести разговор в другое русло.
— Неужели на двенадцати? Впечатляет. И вы так же хорошо говорите на этих языках, как по-английски?
Хотя Исмал не назвал точного времени своего прихода, Лейла решила, что Эсмонд придет на следующий день в восемь часов вечера. Но он появился на пороге ее студии на час раньше, когда она сидела за столом, склонившись над альбомом для эскизов. На ней было то же платье и сомнительной чистоты рабочий халат, которые Лейла надела после ленча.
Могло быть и хуже, сказала она себе. Эсмонд вообще мог застать ее у мольберта, где от нее за версту несло бы масляными красками и лаком. Впрочем, какое это имело значение? Человек, который намерен каждый вечер по нескольку часов допрашивать художника и который, более того, появляется неожиданно, в час, когда его не ждут, вряд ли может претендовать на то, что будут соблюдены светские приличия.
— Вы, очевидно, прокрались через черный ход? — сказала Лейла, закрывая альбом.
— Как и обещал — так, чтобы меня никто не видел. — Исмал снял шляпу и положил ее на свободный табурет рядом с Лейлой. — Когда появятся Элоиза и Гаспар, это будет делать гораздо легче.
— Полагаю, вы имеете в виду парижских слуг? Тех, что «преданы и надежны».
— Вы работали. — Не обращая внимания па колкость, Исмал кивнул на альбом.
— Ничего особенного. Так… наброски. Чтобы чем-то себя занять. — Лейла закрыла альбом и положила его на кипу таких же тетрадей и аккуратно поправила края. — Мне вообще не следовало бы этим заниматься. Это невежливо по отношению к усопшему. С другой стороны, Фрэнсиса рассмешило бы, если бы он узнал то, что я не работаю, потому что горюю о нем.
— Лорд Эйвори сообщил мне, что вы прекратили принимать заказы на портреты более месяца назад. Я не знал, что это было ваше собственное решение, оказывается, предложения поступали, но вы их отвергали?
— Я хотела отдохнуть.
— Именно так мне и сказал лорд Эйвори вчера вечером.
— Вы встречались с Дэвидом вчера вечером? — удивилась Лейла. — Но я думала, что вы будете размышлять над моим списком.
— Что я и делал. А потом я решил немного отвлечься и случайно встретил маркиза.
Ей незачем так ужасаться. Глупо думать, что граф Эсмонд, как пай-мальчик, ляжет спать до полуночи. Где же он встретился с Дэвидом среди ночи? Наверняка в казино. Или в публичном доме. Удивляться нечему, убеждала она себя. Тем более тратить душевные силы на то, чтобы расстраиваться из-за Дэвида. А что касается Эсмонда — ночные похождения вполне согласуются с его характером и репутацией. Однако Лейла вдруг представила себе его дьявольские руки, ласкающие… кого-то другого… и у нее застучало в висках.
— Он был в вашем списке. Но кажется, у вас есть возражения?
— Никаких. Полагаю, вы знаете, что делаете.
— Но вам это не понравилось. — Исмал отошел от Лейлы и сел на софу, уставившись в потертый ковер на полу. — Я читаю на вашем лице явное неодобрение.
Лейла надеялась, что Эсмонд не заметит ее огорчения, хотя у нее не было никакого права осуждать графа за то, как он развлекается. С другой стороны, нет необходимости скрывать от кого бы то ни было свои чувства к Дэвиду.
— Ладно. Вы правы. Мне это не нравится. Я не хотела включать в список имя Дэвида, но вы попросили, чтобы я перечислила всех друзей Фрэнсиса, а Дэвид проводил с ним много времени. Но подозревать маркиза смешно. Вы можете себе представить его тайком подмешивающим яд в настойку опиума?
— У меня хорошее воображение, мадам. Вы даже не представляете, что я могу себе навоображать.
Лейла сидела спиной к окнам, так что Эсмонд вряд ли мог видеть, как краска прихлынула к ее щекам. В тоне его голоса слышался такой намек, что даже если бы граф сказал таким тоном простое «здравствуйте», оно прозвучало бы как двусмысленность.
А может быть, и нет.
Скорее всего все дело в ее собственном буйном воображении.
— Что ж, прекрасно. Если вам не жалко попусту тратить время — это ваша забота или забота того, кто вам платит.
— Вам нравится лорд Эйвори?
— Он интеллигентный и приятный молодой человек.
— Не похож на тип человека, который обычно составлял компанию месье Боумонту.
— Вы хотите сказать, на повесу? Но Фрэнсис очень часто общался с более молодыми и менее опытными людьми.
— И сбивал их с правильного пути.
— Фрэнсиса вряд ли можно было назвать человеком, который вел бы их в обратном направлении. Большинство из них в недавнем времени возвратились из большого путешествия по континенту. А с Фрэнсисом они совершали большое путешествие по полусвету.
— Отдавали дань увлечениям молодости?
— Да.
— Но что касается молодого человека, о котором мы говорим, вам бы хотелось, чтобы он этого не делал?
Какой смысл пытаться что-либо от него скрывать? Эсмонд расследует убийство, и ему необходимо знать все. Он уже вчера предупредил ее: вопросы будут бесконечными и многие из них —
дерзкими.
— Мне бы хотелось, чтобы Дэвид вообще не знал моею мужа. Он не похож на остальных. В нем нет ничего от типичного праздного аристократа. К сожалению, у Дэвида ужасные родители.
Они не имеют ни малейшего представления о том, как с ним обращаться. Они никогда не предполагали, что он станет наследником. Он вообще не должен был родиться. Между ним и его младшей сестрой Энн большая разница в возрасте.
— Его рождение, очевидно, оказалось большой неожиданностью для родителей.
— У него есть две старшие сестры, не помню их имен. Я с ними не знакома. Много лет тому назад Фрэнсис познакомился с его старшим братом Чарлзом.
— У Эйвори есть старший брат? Он никогда о нем не говорил.
— Чарлз умер примерно три года тому назад после несчастного случая на охоте — сломал шею. Его мать до сих пор носит по нему траур.
— Не может смириться с потерей?
— Герцогиня Лэнгфорд, кажется, ни с чем не может смириться и ничего не желает понимать. А герцог еще хуже, чем она. Их титул — это огромная, тяжелая ноша, даже для молодого человека, которого воспитывают как наследника. Но родители Дэвиду не помогали. Они просто ждали, что он станет Чарлзом — переймет все его привычки и вкусы, а вместе с ними — и друзей. Дэвид, естественно, взбунтовался. И вполне понятно, что, самоутверждаясь, он впадал в крайности.
— Мадам, ваш рассказ на многое раскрыл мне глаза. Я получил полезную пищу для размышлений. О причинах необычных привязанностей и дружбы. Мне бы хотелось продолжить разговор на эту тему, но я пообещал маркизу пообедать с ним и не хочу опаздывать.
«А после этого вы пойдете к проститутке? — подумала про себя Лейла. — Или к любовнице?» Она наверняка у него есть. Но ей-то что до этого? — напомнила она себе.
— Это означает, что на сегодня мы закончили?
— Я мог бы вернуться после обеда. Но полагаю, это было бы… неразумно.
Лейла попыталась убедить себя, что не слышала никакого скрытого намека.
— Несомненно. Обед может затянуться до рассвета.
— Как знать.
— Во всяком случае, вы будете страдать от последствий чрезмерных возлияний.
— Похоже, что у вас не менее живое воображение, чем у меня.
Лейле показалось, что Эсмонд смеется, но когда она на него взглянула, то увидела, что он даже не улыбается, а взгляд его непроницаемых синих глаз остановился на ее волосах.
— У вас сейчас выпадет шпилька.
Лейла тут же подняла руку, но опоздала — Эсмонд уже воткнул шпильку на место.
— Ваши волосы всегда такие мягкие, — пробормотал он, не отнимая руки.
Лейла могла бы отстраниться, или убрать его руку, или еще каким-то образом выразить свой протест. Но тогда бы Эсмонд догадался, как сильно он на нее действует.
— И непослушные. Подчас мне бывает трудно с ними справиться.
— Интересно, какой они длины? Хотелось бы увидеть.
— Не думаю…
— Мы встретимся снова не раньше чем через неделю. И все это время этот вопрос будет меня мучить.