У Исмала защемило сердце.
Он взглянул на рисунок. На нем была изображена внутренняя часть кареты.
— Когда-то она была элегантной и видела лучшие дни. По-моему, это наемный экипаж и не английский.
— Я вижу, вы хорошо в этом разбираетесь. Это действительно не английская карета. А вот эта, — она перевернула одну страницу назад, — английская. Когда я ее рисовала, мне вдруг вспомнилась другая.
— Чем же она вам запомнилась?
— В последний раз я видела такой экипаж десять лет тому назад, — пояснила Лейла. — Я уехала на нем из Венеции в тот день, когда убили моего отца. Меня опоили опиумом, и я плохо соображала, и все же я помню каждую царапину, каждое пятно на обивке, даже цвет дерева.
Исмал немного отступил назад. Его сердце бешено застучало.
— Прошло десять лет, а вы все так отчетливо помните? У вас необыкновенный дар, мадам.
— Моя память — это скорее проклятие. Я давно не вспоминала об этой карете. А сейчас… Наверное, из-за Фрэнсиса. В голове появляются забытые образы, словно его смерть выпустила их на свободу. Как будто они были спрятаны в шкафу, кто-то открыл дверцы и содержимое вывалилось наружу.
— Вы вспоминали о самых ранних встречах с ним?
— Впервые я увидела его в этой карете. Фрэнсис спас меня от врагов моего отца. — Лейла взглянула на рисунок. — Я вспоминала… он ведь не всегда был свиньей. Это не относится впрямую к расследуемому делу, и все же… Вы говорили, что правосудие — это некая абстракция…
— Это было бестактно с моей стороны.
— Все же я ему в какой-то степени обязана. — Лейла пропустила замечание Эсмонда мимо ушей. — В то время, десять лет тому назад, Фрэнсис случайно столкнулся с чьей-то неприятной ситуацией. Он мог бы просто уйти. Я была для него никем, и он даже не был знаком с моим отцом.
Она продолжала объяснять, как все было тогда, и ее версия полностью совпадала с воспоминаниями самого Исмала.
Во-первых, Бриджбертон назвал ему множество имен, среди которых Боумонта не было, что свидетельствовало о том, что у них вряд ли были совместные дела. Во-вторых, Исмал покинул дворец один сразу же после встречи с Бриджбертоном. Оставшись одни, без своего хозяина, Ристо и Мехмет могли сделать именно то, о чем Лейле рассказал Боумонт. Чтобы обеспечить безопасность своего хозяина, которого он боготворил, Ристо наверняка захотел бы убить не только отца, но и дочь.
Исмалу пришлось признать, что Боумонт, вероятнее всего, действительно спас беззащитную девушку. И выходит, что благодаря Исмалу, этот тип вошел в жизнь Лейлы.
Он больше не хотел ее слушать: у него и без того было достаточно поводов винить себя, но Лейла была намерена доказать, как многим она обязана своему мужу, и Исмал, который улавливал в ее признаниях эхо собственного врожденного кодекса справедливости, не находил в себе сил прервать ее.
Лейла покинула Венецию в том, в чем была. Однако ей было известно, что деньги на ее содержание и обучение поступали от какого-то парижского банкира. Именно через этого банкира Боумонт — не без труда — узнал имя того человека, которому было поручено вести дела Лейлы Бриджбертон, и послал за ним. Это был Эндрю Эриар.
И опять Исмал не усмотрел никаких прегрешений в поведении Боумонта. Лейла была в его власти, а Боумонт честно и добросовестно действовал в ее интересах. Самым убедительным было то, что он обратил внимание Эриара на трудное положение, в котором оказалась Лейла. Исмал, скрупулезно изучив все, что касалось Эриара, понял, что поверенный всегда был неподкупен. Видимо, с рождения. В общем — святой.
Если бы Боумонт изначально замышлял что-то плохое, он не передал бы свою власть над одинокой девушкой в руки святого. Однако все эти действия не вязались с тем Боумонтом, которого знал Исмал. Неужели человек мог так измениться за десять лет?
— Ваш отец, несомненно, поступил мудро, выбрав мистера Эриара вашим опекуном, — осторожно вставил Исмал.
— Надеюсь, что хотя бы это зачтется моему отцу. Он был негодяем и вместе с тем чрезвычайно заботливым отцом. Ради меня он добился знакомства с несколькими приличными людьми — например с парижским банкиром и Эндрю. У всех, кому было поручено вести мои дела, была безупречная репутация, и отец позаботился о том, чтобы они ничего не узнали, какими делами он в действительности занимается. О них Эндрю узнал только в полиции, когда они его допрашивали, потому что в своем завещании отец назначил его моим опекуном. Лейла немного помолчала.
— Вы можете себе представить, какой я была проблемой для Эндрю. Он безупречно честный человек. Но узнав правду — что я жива и что это может оказаться для меня фатальным, — решил, что будет несправедливо, если я пострадаю за преступления моего отца. И тогда Лейла Бриджбертон умерла, а вместо нее появилась Лейла Дюпон.
— И несомненно, это Эриар решил, что Париж более безопасное место для вас, чем Лондон? В Париже вы меньше рисковали быть узнанной какой-нибудь школьной подругой или знакомыми семьи.
Лейла не ответила, она все так же не отрывала взгляда от альбома.
Исмал сел на табурет рядом с нею.
— Прошлое меня не касается, — сказал он. — Вы просто хотели объяснить, почему считаете себя в какой-то степени обязанной своему мужу. Я это понимаю и прошу прощения за то, что высмеял ваше желание быть справедливой.
— Я влюбилась в Фрэнсиса, — тихо сказала Лейла. — Он разговаривал со мной. Слушал. Он давал мне почувствовать, что я красива. Что я особенная. Он фактически угрозами заставил одного из лучших художников Парижа взять меня своей ученицей. К тому времени, когда появился Эндрю, ничто не могло заставить меня уехать из Парижа, потому что там жил Фрэнсис. Эндрю думал — и я поддерживала его в этом мнении, — что я не хочу прерывать своих занятий живописью, чтобы завоевать место в той профессии, к которой у меня есть талант. Но шансы для женщины-художницы пробиться и занять в этой профессии достойное место очень невелики. У меня не хватило бы смелости пытаться и дальше, если бы не Фрэнсис. Он был мне нужен.
Лейла подняла на Исмала глаза.
— До сих пор я не до конца понимаю, почему Фрэнсис обо мне заботился. Он был красив, обаятелен и… о, он мог бы иметь любую женщину, какую бы только захотел. Не знаю, почему он женился на мне?
Исмал тоже не совсем это понимал. Впрочем, только до этого момента. Он заглянул в глаза Лейлы и в их золотистой глубине увидел то, что видел Боумонт. И сердцем почувствовал то же, что чувствовал он.
Исмал скучал по ней, мечтал услышать ее голос, ощутить ее аромат, как наркоман мечтает о наркотике. А для Боумонта таким наркотиком, без сомнения, было вожделение. Он увлекся Лейлой с самого начала, и его увлечение продолжалось еще многие годы. Лейла сказала, что тоже сначала любила Боумонта и он был ей нужен, и она, должно быть, любила со всей страстью своей натуры. Если бы Исмал оказался на месте Боумонта в те далекие годы, он тоже был бы околдован ею. Он сделал бы все, только бы заполучить ее… и удержать.
Нетрудно догадаться, что сделал Боумонт. Так легко соблазнить молодую неопытную девушку, почти подростка, и не оставить ей другого выбора, как выйти замуж. Исмал поступил бы так же. Он всегда презирал Боумонта, но то, что он тогда не оказался на его месте, сейчас приводило его в отчаяние. Более того, он ненавидел и ревновал Боумонта.
— Вы так хорошо разбираетесь в людях, — стараясь не выдать своих чувств, сказал Исмал. — Вы чувствуете, какие они на самом деле, и эта правда видна на ваших портретах. А себя вы не видите. Поэтому вы не понимаете, что чувствовал ваш муж, почему женился на вас и почему не бросил даже после того, когда вы отказали ему в своей постели. Он был вашей первой любовью — принцем, которого ждет любая девушка. Потом вы переросли его и разлюбили. Но он, который был намного старше и опытнее вас… — Исмал отвернулся. — Его судьба была решена, приговор вынесен. Он любил вас и, как ни пытался, не мог перестать любить.