Ему было интересно, что именно так поразило Лейлу, что она решила это нарисовать. Но еще больше ему хотелось покончить с предстоящим тяжелым разговором.
— Я должен тебе кое-что рассказать.
— Я хочу объяснить, — одновременно с Исмалом сказала Лейла.
— Лейла.
— Пожалуйста. Мне нужна твоя помощь. Я не могу… я не знаю, что делать. Я не могу подвести тебя.
Укор совести был как удар ножом.
— Лейла, ты никогда меня не подведешь. Это я…
— Я понимаю. Ты хочешь, чтобы все решилось. Ты никому не хочешь причинить вреда. Ты, так же как я, хочешь найти негодяя. Того, кого мы могли бы презирать, кого хотели бы наказать. Беда в том, что Фрэнсис был настолько ужасен, что представить кого-либо, кто был бы хуже, чем он, почти невозможно. Поэтому мы не найдем того, кого хотели бы. Вместо этого мы хотим обвинить человека, которому симпатизируем, которого любим. Я знаю, что ты не желаешь зла Эндрю — если это он. Я люблю тебя и хочу быть твоим партнером. Я пошла бы за тобой на край света. Но…
— Я не прошу тебя об этом. Я не имею права просить тебя. Я вообще ни на что не имею права.
— Имеешь. Я просто хочу, чтобы ты понял. Сядь сюда.
— Лейла, прошу тебя. Прежде чем ты скажешь что-нибудь еще, я должен…
— Я знаю. Ты хочешь сделать ужасное признание. — Да.
— Ты собираешься разбить мое сердце? — Глаза Лейлы горели. — Как ты думаешь, я разобьюсь на мелкие кусочки? Кто тогда меня соберет? Понимаешь, все дело в Эндрю. Я на него всегда полагалась. Когда у меня возникала проблема, я знала, что могу обратиться к нему и он поможет мне все уладить. Он помог мне, когда я была девочкой. Он научил меня быть сильной и хорошей, насколько это было возможно. А теперь я должна считать его хладнокровным убийцей. Но я не могу считать его убийцей.
Лейла потерла виски.
— Почему ты не пришел раньше? Меня замучили такие страшные мысли. Мне кажется, я начинаю превращаться в истеричку: чуть было не упала в обморок, в ушах стоял звон, голова кружилась… В последний раз, когда со мной было такое, это произошло в ту ночь, когда убили моего отца и выяснилось, что он вел двойную жизнь. Так что теперь у меня в голове все перемешалось. Отец, Фрэнсис и тот темный мрачный коридор. До сих пор все это вижу во сне. Сегодня мне тоже показалось, что я сплю. Я видела, как ты повернул голову, чтобы сказать что-то лакею, и я страшно испугалась. Это был другой коридор и другой лакей, но я все равно испугалась за тебя. Только на этот раз я не проснулась, потому что не спала.
Исмал подошел к кровати, взял альбом и увидел набросок: он узнал Мехмета и Ристо и угадал, кто стоял между ними. Вид был сверху, словно художник смотрел на них откуда-то с лестницы… должно быть, Лейла именно так смотрела десять лет назад.
— Ты это видишь во сне? — похолодев, спросил Исмал. — Ты знаешь, что это такое?
— Свет всегда один и тот же. Он падает из открытой двери. Те же два человека и ты между ними.
Исмал сел на край кровати.
— Да, это был я. Десять лет назад во дворце в Венеции. Рис-то сказал мне, что наверху стоит дочь хозяина. — У Исмала так перехватило горло, что он с трудом выговаривал слова. — Я не стал проверять, потому что решил, что она просто ребенок.
— Ты? — Ее голос был глухим, напряженным. — Это был ты? Исмал кивнул.
— Ах ты, лживый… лживый мерзавец.
Он почувствовал какое-то движение, но не успел среагировать. Что-то тяжелое ударило его по голове, и он упал вниз лицом на пол. Темнота сомкнулась над головой, в ушах стоял страшный звон. Исмал непроизвольно протянул руку и что-то рухнуло рядом с ним.
Поднялся невообразимый шум — крики, страшный топот, — но Исмал ничего не мог понять. Вся его воля была направлена на то, чтобы воспротивиться темноте, бессознательности. Он с трудом встал на колени как раз в тот момент, когда дверь распахнулась.
— Месье!
— Мадам!
Он поднял голову. Рядом валялся перевернутый ночной столик. В дверях стояли испуганные слуги.
— Гаспар… Элоиза, уходите, — прохрипел он.
— Вышвырните его отсюда! — крикнула Лейла. — Уберите его, пока я его не убила! Пока я… пока я… — Ее душили рыдания.
Элоиза выпихнула Гаспара из комнаты и закрыла дверь.
Из комнаты доносились лишь всхлипывания Лейлы.
Глаза Исмала жгли слезы. Он повернулся к Лейле. Она сидела на краю кровати, закрыв лицо руками.
Он не мог просить о прощении. Он его не заслуживал. Не мог извиниться за то, чего никогда нельзя простить. Он мог предложить ей единственную правду, которая жила в его лживом разбитом сердце.
— Я люблю тебя, Лейла.
Лейла смотрела на Исмала в отчаянии. Она отказывалась понимать и уже ни с чем и ни с кем не хотела справляться.
Отец. Фрэнсис. Эндрю.
А теперь еще этот человек, прекрасный, невозможный человек, которому она отдала все — честь, гордость, доверие. Она ничего от него не скрыла.
Но и Исмал ее радовал не мало.
Лейла видела боль в его глазах. Она понимала, что чудовищное признание, которое он только что сделал, не просто сорвалось с его губ, оно было выстрадано.
— Ты все, что у меня есть, — дрожащим голосом произнесла Лейла. — Только ты. Дай мне хотя бы что-нибудь. Я люблю тебя. Ты сделал меня такой счастливой. Прошу тебя, давай будем откровенны друг с другом. — Она протянула ему руку.
Исмал долго на нее смотрел, потом тоже протянул руку, и Лейла спустилась с кровати.
— Я знаю, что давно должен был тебе обо всем рассказать, но я боялся. Ты мне дорога. Я не мог даже подумать о том, чтобы потерять тебя. Но сегодня я не мог вынести того, что было. Я не мог тебя утешить, не мог отвезти домой. Точно так же, как не мог быть рядом, когда тебе снились кошмары. Я не мог позаботиться о своей женщине, потому что она не была моей женой. А заставить тебя стать моей женой я тоже не мог. Даже сделать тебе предложение, как полагается. Я все отшучивался, делая вид, что все это несерьезно, хотя на самом деле было очень для меня важно. Но с моей стороны было бы нечестно уговаривать тебя, пока я не очищу свое сердце от лжи.
— А теперь оно чистое? Больше ничего не было — кроме той ночи в Венеции, когда ты был с отцом и теми двумя людьми, твоими сообщниками?
— Это только часть моего прошлого. И возможно, даже не самая худшая. Я причинял вред другим. Но эти долги уже давно оплачены. Я даже загладил свою вину перед твоей страной. Я служу твоему королю уже десять лет. Но своей вины перед тобой я не загладил. Хуже того, грехов у меня стало больше.
Десять лет, подумала Лейла. Десять лет служить чужому королю. Иметь дело с ужасными и низкими отщепенцами, выполнять самые сложные и деликатные поручения, чтобы загладить свою вину. Все, что было не под силу или слишком грязным, или слишком неприятным для правительства его величества, поручалось делать Исмалу.
— Если его величество тобой доволен, то и я должна быть довольна. Даже если ты — если ты убил моего отца.
— Я его не убивал. Пожалуйста, поверь мне.
— Я верю. Но мне просто хотелось бы знать… Что тогда произошло?
— Это очень неприятно.
— Я и не ожидаю ничего приятного.
Исмал немного расслабился и, усевшись по-турецки, начал свой рассказ.
И начал с того времени, когда он стал покупать краденое оружие у партнера ее отца, имени которого он не может — не имеет права — раскрыть. Он рассказал, что запланированная им революция в Албании провалилась, потому что он связался не с теми людьми, а вдобавок влюбился в дочь Джейсона Брентмора. Потом Али-паша пытался его отравить, но ему удалось сбежать с помощью двух слуг в Венецию, где он, запугав Джонаса Бриджбертона, выудил у него информацию, порочившую его анонимного партнера. Исмал описал, как он использовал Лейлу, которую даже не видел, чтобы ускорить переговоры, и как приказал опоить ее опиумом.
После этого он срочно поехал в Англию — хотя слуги ему этого и не советовали. Но ему не терпелось отомстить всем тем, кого он считал своими врагами: анонимному поставщику оружия, любовнику Эсме Иденмонту и, естественно, самой Эсме. Исмал рассказал Лейле о кровавой развязке в Ньюхейвене и о том, как Эсме спасла ему жизнь, а за свои преступления он расплатился с ее семьей драгоценными камнями.