— Мало ли чего ты не встречал, — проворчал Конан. — У меня была любовница, воровка и акробатка, женщина всяческих достоинств, — ее ты тоже, полагаю, не встречал.
— Зонара? — улыбнулся караванщик. — Нет, ошибаетесь, любезный: ее я встречал пару раз…
Конан только развел руками.
Хозяин, довольный тем, что последнее слово осталось за ним, отошел от киммерийца, предоставив тому в одиночестве дожевывать мясо, а заодно и осмыслять полученные сведения.
Ничего нового Конан, собственно, о своем спутнике не узнал. Одежда странная? Не заметил бы этого только слепой.
А вот наличие некоей женщины, одетой похожим образом, удивило киммерийца по-настоящему.
И если такой моды действительно нет нигде в Хайборийском мире, значит, эта женщина каким-то образом связана с Югонной…
Конан достал из кошеля монету и положил рядом с кувшином.
Хозяин тотчас появился рядом и услужливо улыбнулся. Он поклонился киммерийцу:
— Что угодно господину?
Когда хозяин выпрямился, монета уже исчезла. Конан восхитился ловкостью, с которой это было проделано.
— Расскажи еще про ту женщину.
— Про какую женщину?
— Не притворяйся! — рыкнул киммериец. — Ты понял, о ком я спрашиваю.
— А, про ту — бледную, в чудном наряде… — Трактирщик задумался. — Ничего особенного. Расплатилась драгоценностями. Отдала кольцо с камнем. Простое колечко, но камень хорош. Денег у нее при себе не было. Впрочем, она бы и телом могла бы расплатиться, охотники бы нашлись… И вот еще что. Конь у нее был такой же чудной, как и она сама. Или верблюд? Тут уж все сбежались поглазеть.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Конан.
— Имею в виду чудного верблюда, — упрямо повторил хозяин. — Размером он точно был с верблюда. Ноги мощные, копыта раздвоенные и лохматые сверху, понимаешь? Вот эдакие. — Он растопырил пальцы руки. — А шея длинная, длинней, чем надо. Раза в полтора длинней, думаю. И голова крупная, мясистая, а глазки маленькие и почти без ресниц. Мы его хорошенько рассмотрели, этого зверя. Он сперва зерно брать не хотел. Как будто никогда прежде зерна не видел. Потом, правда, распробовал. И даже понравилось ему. Странный, говорю тебе.
— Все это странно, — промолвил Конан.
Хозяин подмигнул ему и отошел.
Киммериец скоро растянулся прямо там же, где сидел, заложил руки за голову и заснул крепким сном без сновидений.
Между тем Югонна все не знал, на что ему решиться. Он покончил с трапезой и наконец снял пояс. Как он и говорил Конану, прежде чем очутиться в пустыне, он находился у себя дома, в спальне. В поясе этом он носил несколько монет на счастье, согласно обычаю, принятому в семье. Когда мать преподносила Югонне пояс, она объяснила:
— Ты никогда не должен расставаться с этой вещью. В пояс зашито десять монет. Таков обычай. И хотя мы давно уже утратили нужду в том, чтобы постоянно иметь под рукой деньги, память об этом не умрет. Наши предки построили благосостояние семьи благодаря тому, что всегда могли расплатиться за услуги. И пояс — напоминание об этом.
— Я понял, — кивнул Югонна.
Странно, что слова матери сбылись буквально. Югонне никогда и в голову не приходило, что пояс с монетами может стать чем-то большим, нежели просто символ.
Он вытащил золотую монету и положил ее на ладонь. Она была красива, в своем роде совершенна: треугольная, исписанная знаками на одной стороне и украшенная изображением сидящей богини — на другой.
Эта монета поможет ему расплатиться за ночлег и еду. А что ожидает его дальше? Куда ему отправиться? Где его дом? Югонна даже приблизительно не представлял себе, в какую сторону ему направиться…
Краем ухе, он уловил обрывок разговора Конана с хозяином. Те, очевидно, считали Югонну чем-то вроде слабоумного, потому что обсуждали его самого в его же присутствии и даже не считали нужным понизить голос.
Он услышал: «… чудная одежда… женщина, одетая так же… и верблюд странный, с длинной шеей…»
Югонна поднял руку, подзывая хозяина. Тот приблизился, встал рядом, всем своим видом выражая готовность услужить.
— О чем вы только что говорили с киммерийцем? — требовательно спросил Югонна.
— Но, господин, вряд ли тема нашего разговора может заинтересовать вас, — харчевник отвел взгляд.
— Если я спрашиваю, значит, меня это интересует, — возразил Югонна.
— Господин, — твердо произнес харчевник, — я не могу пересказывать вам то, что говорил другому постояльцу. Это невежливо по отношению к нему.
— Да? — Югонна прищурился. — А обсуждать мой внешний вид и мои манеры в моем же присутствии — это, по-вашему, вежливо?
— Если мы и делали это, то без всякого недоброжелательства.
— Вот как? Коли вы оба такие мои доброжелатели, то и скрывать вам нечего, так что выкладывай правду.
Югонна раздвинул пальцы, и в просвет мелькнул золотой отблеск монеты, которую он накрыл ладонью при приближении хозяина. Глаза у харчевника загорелись ответным блеском. Он опять поклонился своему гостю.
— Кажется, я увидел что-то блестящее.
— Точно.
— Возможно, я могу рассказать кусочек нашей беседы. Так, самый незначительный и невинный. Ничего особенного и уж конечно никакого недоброжелательства.
— Сделай милость.
— Я говорил, что видел женщину, одетую похожим образом. Мода, видите ли, весьма странная. Обращает на себя внимание. И женщина эта ехала на верблюде со слишком длинной шеей и, что странно, с маленькими глазками. У верблюдов, если вы имели удовольствие наблюдать их, глаза обычно большие, как у красивой женщины.
— Выпученные, ты хотел сказать?
— Выпученные? Я хотел сказать — большие, — харчевник выглядел оскорбленным, как будто замечание касательно глаз верблюдов чем-то его задело. — Словом, вот такой странный был у нее скакун. А одежда точно как у вас, только женская — рубаха длинная.
— Куда она направлялась? — спросил Югонна.
— В сторону караванной тропы на Кхитай.
— Благодарю. — Югонна сжал пальцы, поднял руку с монетой и повернул ее ладонью вверх. — Надеюсь, золотого хватит для того, чтобы окупить все расходы на мою персону и беспокойство, мною причиненное.
— И заботы о вашей безопасности, — подхватил харчевник. Но когда Югонна подал ему монету, харчевник отшатнулся в ужасе, словно увидел гремучую змею.
— Что это?
— Ты о чем? — Югонна удивленно уставился на хозяина. — Что тебя так испугало?
— Это. — Хозяин показал на монету. — Что это такое?
— Деньги.
— Это что угодно, только не деньги! — выкрикнул хозяин, дрожа. — Уберите эту отвратительную штуку!
— Ты с ума сошел, любезный! — Югонна повысил голос и теперь разговаривал с харчевником так, словно тот был его слугой, в чем-то провинившимся. — Что ты называешь «отвратительной штукой»? Это ведь золотой!
— Да пусть он хоть из чистого алмаза, — пробормотал хозяин. — Треугольник. Проклятый символ. Кто ты такой? Кто ты, а? Ты, с твоими штанами жуткого вида, с твоей странной рубахой без рукава — это такая мода, да?
— Нет, рубаха пострадала во время путешествия, — криво усмехнулся Югонна.
Но трактирщик продолжал смотреть на него с ужасом и отвращением.
— Кто ты такой? — повторил он шепотом. — Почему твои деньги треугольные?
— Объясни для начала, что дурного в треугольной монете, — попросил Югонна.
— Я поклоняюсь солнцу, — ответил хозяин и нарисовал круг в воздухе. — Митра — мой бог, тот, кому я возношу мои молитвы, кому вверяю мою судьбу. Здесь, в пустыне, солнце — жестокий и требовательный бог. Это не такое божество, к которому можно относиться легкомысленно. Солнце в состоянии убить тебя одним лучом. Ни один человек в здравом уме, обитая посреди пустыни, не станет оскорблять такого бога. Если солнцу станет неугодно мое поклонение, оно выпьет наш источник вод, и мы погибнем. Мы все погибнем! А ты предлагаешь мне монету в форме треугольника! Да это же кощунство!
Плюясь и делая пальцами знаки для отвращения беды, хозяин отошел от Югонны. Отступая, он пятился спиной вперед в опасении — как бы опасный незнакомец не наслал на него каких-нибудь жутких чар.