— Представляешь, Стёпа убил Агафона. Когда? Да на вчерашнем обеде. Спросишь, за что? Да только за то, что тот корчил рожи и распевал про Стёпу ругательные куплеты. Спросишь, кто такие Агафон и Стёпа? Да я и сама не знаю... Мне соседка всё это рассказала, страх-то какой.
— Как убил-то? — это единственный вопрос, который я задал сам. Все остальные хозяйка придумывала за меня и с удовольствием на них отвечала. А меня интересовало только одно: способ.
— Как убил? А схватил за ноги, раскрутил, да как швырнёт, ужас что такое!
— Кого за ноги?! Агафона?!
— Да что ты, что ты! Как же Агафона! Свинью! Он же его жареной свиньёй убил, я разве тебе не сказала раньше? В этом-то ведь самый ужас и есть! Схватил жареную свинью, раскрутил да и запустил Агафонушке прямо в голову, прямо по темечку! Только — хрясь! — и Агафончик вместе со свиньёй лежит, голубчик. Так на месте дух и испустил. Страсти-то какие, на улицу выйти страшно. Того ведь и гляди погубят, нелюди. А вот на днях...
Но я уже не слушал. Я вышел на балкон и окинул взглядом город. Одинаковые высоченные дома громоздились до самого горизонта, закатное солнце отражалось в их стеклянных стенах. Между домами, под домами, а кое-где даже и над ними выгнулись навесные шоссе, по которым бесконечным сплошным потоком несутся, как спасающиеся бегством жуки, сверкающие на солнце автомобили. Здесь всё отражает солнечный свет и сверкает так, что глазам делается больно.
Я ненавидел. Презирал. Даже боялся. Но... в то же время что-то и манящее было в нём. В этом треклятом городе, этом бессмысленном нагромождении сверкающего стекла, в машинах, отравляющих мозг своим шумом и лёгкие своими выхлопами, в этой тесной клетушке среди миллионов таких же, где я ютился уже не помню, сколько лет, под вечный стрёкот неумолкающей хозяйки, которая приходит каждый день — чего вот она приходит? Я даже не слушаю её болтовню...
Эти машины, бесконечные машины... Если бы у меня была такая, я бы вместе с Ингой удрал из этого города навсегда. Не думаю, что кто-то в городе заметил бы наше исчезновение. Не думаю, что мы когда-нибудь пожалели бы об этом. А там, в мире, возможно, где-нибудь ещё остались настоящие города, в каких жили наши далёкие предки. Хотя бы один такой город, нам больше не надо. Город, где каждый дом — произведение искусства, где меж гранитными набережными величаво несёт свои воды какая-нибудь река, где можно спрятаться от жары и солнца в тени подворотен и зелёных аллей... Послав свои глупые мечты к чёрту, я вернулся в прохладу комнаты. Хозяйка продолжала сокрушаться о безвременной кончине неизвестного Агафончика, она даже не заметила, что я уходил. Может быть, старуха потому меня и терпит, что сам я терплю вот эту вот её болтовню. По-моему, этого недостаточно, ведь я ничего ей не плачу уже два года. Возможно, старуха просто добрая.
Я вышел вон и спустился на лифте вниз. Где-то там, за этим сверкающим нагромождением стекла, ждала меня Инга.
***
Я сидела на карнизе окна, на 72-ом этаже, и вглядывалась в гудящую от машин улицу. Не мелькнёт ли с краю силуэт Мечтателя? Но нет, этот рассеянный малый, как всегда, опаздывает.
Вчера Агафона убили свиньёй. Мне об этом рассказали сегодня уже 15 человек. Очень забавно наблюдать за ними: каждый добавляет к рассказу что-то от себя, так, что в конце концов докопаться до правды уже невозможно — если не знать, с чего всё начиналось, разумеется...
Здесь все такие странные. Зачем они сплетничают, убивают друг друга, предают и так далее? Впрочем, если у нас на Хайсаране умудрялись делать то же самое, то за что винить обитателей этого муравейника...
Честно говоря, меня порядком достало ждать. Солнце село и над городом сгустились сумерки, а его всё ещё не было. Я спрыгнула вниз и огляделась. Вот и он.
Я рада, что меня высадили из экспресса именно на Земле, ведь иначе я не встретила бы Мечтателя. На нашей планете таких не было. Там вообще всё было не так...
***
Переплыв ледяной залив и вынырнув на другом берегу под дождь, она оглянулась на свой дом. Это была покосившаяся деревянная хижина на маленьком островке. Там остались родные, которые очень хотели выдать её замуж. Вернее, избавиться от неё: жених был дикарём с северных островов, потому весь оброс лохматой чёрной шерстью и едва сохранял под ней очертания человекообразного. О нраве дикарей толком ничего не знали, но ходили слухи — насколько это возможно при проживании на крохотных островках, разделённых километрами воды, покрывавшей всю планету — ходили слухи, что в их племени существует обычай съедать свою жену после первой брачной ночи. А так как дикарские женщины были слишком мохнатыми на вкус и вызывали несварение, к тому же шерсть порой пренеприятнейшим образом застревала в горле, то дикари вскоре отправились искать себе невест на юге. Ходили, правда, слухи, что эти дикари до сих пор не вымерли потому, что детей у них рожают именно мужчины, но даже это вряд ли могло стать достойным утешением для жертвы свадебной трапезы.
Девушка откинула с лица мокрые волосы и в глазах её сверкнула ненависть. Нет, в этот дом она никогда больше не вернётся. Даже лодочник с ними заодно, отказался её везти. "Не приказано", говорит. Ну и к бесу вас: лучше утонуть или замёрзнуть насмерть, чем позволить себя сожрать какому-то волосатому поганцу. Уж лучше пусть её растерзают водяные драконы. Результат тот же, но она, хотя бы, умрёт свободной.
Девушка перебежала лесистый островок и снова прыгнула в ледяную воду. Главное, не сбиться с пути: к западу отсюда есть Большой остров, а оттуда можно контрабандой перебраться на другую планету. И тогда ни подлые родственники, ни мохнатые дикари её не отыщут. Конечно, денег у неё не было, но трансгалактические поезда огромные: если удастся спрятаться в грузовом отсеке, и её найдут только после взлёта, возвращаться, конечно, уже не станут. А там, на какой бы планете её ни высадили — ей всё равно, главное, оказаться подальше от родной планеты. На Хайсаран она не вернётся, вот уж дудки.