— Похоже, ты хочешь убежать.
— Просто мне нужна передышка.
— Если бы ты сделал ее несколько лет назад, мы, вероятнее всего, избежали бы развода. — В ее задрожавшем голосе послышалась горечь.
— Сомневаюсь. Наш брак с самого начала был обречен.
— Тебе легко так говорить. Ты был женат на своем чертовом бизнесе так долго, что уже не представлял себе жизни без него.
— Я как раз собираюсь разобраться с этим.
— Ты опоздал ровно на три года.
— А как у тебя с Джоном? — спросил Люк, сменив тему разговора.
— Как в раю, — ответила Клер слишком поспешно. — В нем есть все то, чего недостает тебе. Мне зачитать весь список его добродетелей или, может, ты сам догадаешься?
— Пожалуй, сначала я хорошенько подумаю над этим, а потом обсужу со своим психотерапевтом. Воспользовавшись помощью профессионала, я, возможно, стану гораздо лучше. — В данную минуту Люк ненавидел себя за то, что отреагировал на ее ядовитую шутку.
— Слушай, замолчи, пожалуйста. Мне ужасно не нравится, когда ты язвишь.
— Я позвоню тебе из Италии.
— Как хочешь, — резким тоном сказала Клер.
— Поцелуй девочек.
— А разве это честно — окрылять их надеждой, если они не увидят тебя в ближайшие несколько месяцев?
— Я заберу их, как только у тебя возникнет желание отдать их мне. Решение, как всегда, за тобой, Клер.
Этой ночью ему не удалось заснуть. Он лежал в постели, и в голове с огромной скоростью проносились мысли. Живя в доме, переоборудованном из конюшни в жилое помещение, Люк наслаждался тишиной. Не было слышно грохота транспорта, звука визжащих сирен и сигналящих машин, лая собак, криков людей. Стояла гробовая тишина, ничем не нарушавшая покоя. Работая в Сити — деловом районе Лондона, Люк часто оставался в офисе допоздна, поэтому, придя домой, засыпал, едва коснувшись головой подушки. Но сейчас ему не удавалось забыться сном, потому что он никак не мог привыкнуть к новому образу жизни. Все-таки неправильно, когда не имеешь никаких планов на будущее и не ставишь перед собой целей. Люк ощутил, как по телу пробежала нервная дрожь от сознания того, что он все-таки упустил в жизни что-то очень важное.
Внезапно, как молния, его пронзила мысль: темнота — это лишь отсутствие света. Ему стало интересно, что бы это могло значить и почему он вдруг подумал об этом. Люк уставился в потолок, на полоски света, которые, прорезая темноту, проникали сквозь щель над карнизом. И сосредоточившись на этой мысли, Люк постепенно забылся глубоким сном.
К утру он уже пребывал в прекрасном расположении духа. Он лежал в полудреме в постели, пока не зазвонил телефон, тотчас возвратив его в реальность. Люк опять напрягся, и на смену приподнятому настроению, которое было у него минуту назад, пришло до боли знакомое ощущение тяжести. Ни с кем не хотелось говорить: ни с Аннабель, ни с деловыми партнерами из Сити, ни с прессой, ни с рассерженными на него знакомыми. Фрейя оказалась права: ему нужно уехать, и Люк решил, что, уладив свои дела, он, оставив всех и вся, будет наслаждаться абсолютной свободой.
Глава 4
Люк сел в моторную лодку, направляющуюся в Инкантеларию. Его взгляд скользил по массивным красным скалам, которые возвышались над поверхностью моря. На какое-то время он задержался на парочке птиц, кокетливо парящих, как в танце, на волнах легкого морского ветерка. Весна вдохнула новую жизнь в растительность этого края, которая буйствовала зелеными красками на фоне яркого лазурного неба, украшенная маленькими желтыми распускающимися бутонами. Люк вдохнул полной грудью аромат сосновых деревьев, почувствовав, что настроение опять поднимается, что с каждым новым вздохом все отрицательные эмоции, осевшие в душе, навсегда покидают его. Идея приехать в лодке принадлежала его матери.
«Инкантеларию лучше всего осматривать со стороны моря, — объяснила она, разговаривая с ним по телефону. Ее итальянский акцент стал более заметным с тех пор, как они с отцом переехали в Италию. — Ты будешь поражен великолепием этого места. Когда доберешься до берега, я встречу тебя на машине. Дорогой, я так рада, что ты наконец-то едешь к нам! Прошло уже столько времени, что я начала сомневаться в том, что это вообще когда-нибудь произойдет». — Ее голос был очень бодрым. Она не спрашивала его ни о Клер, ни о детях, но совсем не из чувства такта — человека менее любопытного, чем Ромина, надо было еще поискать, — а скорее потому, что бракоразводный процесс сына, сопровождавшийся взаимными язвительными укорами, задел ее за живое. К тому же она не хотела портить этот день.