— А ты смогла бы ужиться с Паолой?
— Мне незачем это делать.
— И ей тоже. Послушай, Козима выросла в этом доме. Тут она чувствует себя вполне комфортно. Здесь же рос и ее Франческо. Посмотри правде в глаза, Роза: ничего не изменится.
Она вдруг расплакалась, и Юджин понял, что жена как всегда провоцирует его на скандал.
— Ты меня больше не любишь, да?
— О Пресвятая Мадонна! Ты же знаешь, что это не так.
— Тогда докажи мне! — С этими словами она прыгнула на колени к мужу, притянув его голову к своей груди. — Скажи мне, что я красивее, чем Козима. Она сухая и старая, а я молодая и полна жизни… — Роза стала осыпать его лицо поцелуями. Юджин сразу же возбудился от приятной влажности теплых женских губ.
— Ты прекраснее, чем Козима, — безропотно проговорил он. — Ты прекраснее любой женщины, живущей в Инкантеларии.
Юджин чувствовал, что его жена улыбается, прильнув губами к его губам. Ловкими движениями рук она сначала расстегнула его рубашку и спустила ее с плеч. Затем, откинув голову назад, подставила свою великолепную грудь для поцелуев, и он принялся языком ласкать ее соски, пока они не стали твердыми и горячими. Сидя на нем, Роза стала двигать бедрами, стимулируя его желание до тех пор, пока муж уже не мог сдерживаться. Он бросил Розу на кровать, расстегнул штаны и со стоном вошел в нее.
Ярко-красные ногти вонзились ему в спину, а потом Роза вдруг представила, что она обнимает Люка, что это его щетина царапает ее шею, его губы целуют ее грудь, его руки жадно скользят по ее телу. Она почувствовала, что от возбуждения ее бросило в жар. Как бы она смогла разбогатеть, ведя столь же безрассудную, полную опасности жизнь, какая была у ее бабушки Валентины! Подняться над обыденностью Инкантеларии, как это сделала она, почувствовать руки состоятельных и опасных мужчин, ласкающих ее тело, осыпающих ее бриллиантами. Роза целовала своего мужа и представляла в своих фантазиях другого мужчину.
Козима стояла возле старой каменной крепости, служившей когда-то наблюдательным пунктом для того, чтобы предупреждать вторжение врагов, приплывавших со стороны моря, и смотрела на ровную водную гладь. А вдруг Франческо все-таки не поглотила морская пучина? Что, если его душа продолжала жить дальше, как в это верил Люк. Интересно, что Франческо чувствовал, когда видел ОТТУДА, как она оплакивала его в таком отчаяньи? Если он на самом деле обратился к Люку за помощью, тогда он не хотел, чтобы она присоединилась к нему в смерти, а желал, чтобы она продолжала жить?
Она улыбнулась при мысли о Люке, его добрых голубых глазах, несколько самоуверенной ухмылке, а также о том, с какой нежностью он коснулся ее руки, пытаясь заверить в том, что она не одинока. Козима испытывала непривычный страх и волнение одновременно, а еще робкое предчувствие счастья, уже давно забытое. Ее слезы не были привычными слезами отчаяния, сейчас это были, скорее, капли ее оттаивающего сердца. Женщина глядела вдаль, на черный горизонт, и трепетала от ожидания. Возможно, за темнотой все-таки что-то было?
Чуть ниже, под оливой находилась могила Валентины. Альба регулярно ухаживала за ней, выдергивала сорняки, которые прорастали в земле, и время от времени высаживала цветы из своего сада. Она верила, что ее мать на самом деле не лежала в сырой земле, а находилась в мире, не подвластном сознанию обычных людей. И Альба была настолько в этом убеждена, что это даже вызывало зависть Козимы. Но сколько Альба ни пыталась внушить это племяннице, Козима отказывалась верить в то, что не могла увидеть воочию. Теперь, после смерти Франческо, религия перестала иметь для нее какое-либо значение. Для Козимы она была чем-то вроде просроченного торта, присыпанного сахарной глазурью. Но если Люк говорил правду, то, возможно, торт все-таки не был просроченным.
Когда Козима вернулась домой, там было темно, лишь в холле горел свет. Все легли спать, или так, по крайней мере, казалось. Она уже направилась к двери, как вдруг услышала голос.
— Ты вернулась? — Это была Альба.
— Извини. Я не хотела тебя тревожить. Думала, что ты легла спать.
— Последние три года я постоянно о тебе беспокоюсь. Каждый раз, когда ты идешь вниз по тропинке, ведущей к утесам, я боюсь, что ты не вернешься. Перед тем как опустить голову на подушку, я должна быть уверена, что ты в безопасности.
— Мне так жаль, что вам всем пришлось из-за меня столько выстрадать.
— Присядь. — Альба наклонилась вперед, уперевшись локтями в стол. — Что тебе рассказал Люк?
— Что он видел Франческо. Именно так он узнал, что я тону.
— Ты ему веришь?