Первым рухнул полковник.
— Все… не могу больше… — прохрипел он, припав к усыпаной древесной трухой земле. — Пристрели меня, Егорыч…
— Ты что это… сдурел? — спросил Золотов, падая рядом со своим последним телохранителем.
— Не могу больше!.. И сгореть не хочу… Пристрели, все хоть смерть полегше…
— Не говори ерунды… Пошли…
Он хотел помочь подняться полковнику, но вдруг почувствовал, что не может даже поднять руку, настолько устал. Он оглянулся назад, и щеку тут же полоснула боль ожега. Остро запахло паленой шерстью, и Золотов понял, что это горит щетина на его щеках. Рев пламени давил на уши, и уже не раздумывая он побрел вперед. Полковник остался лежать на земле, и тонкая полоска от пробежавшей слезы прочертила на его грязной щеке ломаный след.
Золотов сделал несколько шагов вперед, с трудом поднялся на крутой пригорок, несколько секунд ошеломленно смотрел вперед, а потом обернувшись назад низким, сиплым голосом прохрипел: — Степаныч… вставай… река!..
Да, это действительно была река, широкая, полноводная, с быстрым, могучим течением. Они стояли на высоком обрыве и не могли насмотреться на это сказочное зрелище. А сзади уже подпирало жаром неумолимая лавина огня.
— Ну что, прыгаем, Егорыч?
— А если там мелко?
— А разве у нас есть выбор?
— Нет конечно.
Темная, перевивающаяся струями и свивающаяся в клубки водоворотов поверхность сибирской реки не позволяла понять мелко здесь или глубоко, но выбирать не приходилось. Поудобней закинув за плечи ружье Золотов первый шагнул вперед, за ним торопливо поспешил полковник, и заорав во всю глотку он полетели вниз…
43. Пленники реки
Ровно через сутки Степаныч поднял лицо вверх, убедился что на небе ничего не изменилось, и вытерев со щек дождевую влагу устало вздохнул:
— Нет в жизни счастья. Где этот дождь был вчера?
Да, дождь начался чуть ли не в ту самую секунду, когда Золотов и полковник с криком летели в воду. Ветер не зря sqhkhb`kq, он притащил с океана огромное количество черных, но осеннему хмурых облаков и с их помощью принялся тушит столь успешно раздутый им самим пожар. Стаи беременных влагой облаков шли сплошной чередой, и они жутко надоели обоим путникам, тем более что от недостатка воды они не страдали. Их прибежищем вот уж много часов служил большой покатый камень размерами два на два метра, всего то в двух десятках шагов от долгожданного берега. Но именно это небольшое расстояние они и не могли преодолеть. После благополучного приземления в воду они некоторое время приходили в себя, блаженствуя в столь приятной после огненной ласки лесного пожара прохладе. Быстрое течение реки вынесло их за поворот, и вот сдесь им уже снова пришлось активно поработать руками, стараясь избежать знакомства с огромным заломом, самым большим из всех, какие им только пришлось видеть на своем пути.
Они благополучно разминулись с хищно протянутыми ветками последнего в заломе обглоданного рекой дерева, и поплыли дальше, приходя в себя после столь изнуряющего заплыва. Увы, судьба подсовывала им одни испытания. К левому, ближнему берегу им по прежнему не позволял пристать обрывистый берег, течение неумолимо сносило их к «прижиму» — большой скале на самом повороте, в которую со всей силой билась тугая лента воды.
Первым все понял Степаныч.
— К берегу, Егорыч! — закричал он, и из последних сил начал грести к дальнему, но более пологому берегу. Вслед за ним сориентировался и Золотов. Еще неделю назад они бы шутя форсировали эту реку несмотря на ее дикий нрав и холодну воду. Но многодневная голодовка и последний форсированный марш вымотали их до изнеможения. Единственное что они смогли, это выбраться на этот камень в каких то пятнадцати метрах от берега. Но именно эти метры им не суждено было преодолеть. Силы кончились, а впереди, всего в пятидесяти шагах высилась темная скала «прижима». Всю опасность этого соседства они поняли уже через час после начала вынужденой робинзонады. За это время более зоркий Степаныч рассмотрел что река за сотни, а может быть и тысячи лет непрерывного труда вырубила на все протяжении скалы большую выемку на уровне воды глубиной не менее метра. Река приволокла откуда то с верховьев громадную ель, благополучно ускользнувшую от костлявых рук залома.
Тридцатиметровое дерево величественно проплывало мимо них в каких то двух-трех шагах, полковник еще шутливо кивнул на нее:
— А вот за нами и «Титаник» подали. Может рванем с попуткой, Егорыч?
Золотов угрюмо посмотрел на него и ничего не оветил. Ель протащило дальше, ударило о скалу, раздался звук похожий на взрыв, а затем дерево неожиданно исчезло из виду. Они вскочили на ноги стараясь рассмотреть что происходит под водой, в той самой выемке. Но темная, пенящаяся вода не давала им этой возможности. Лишь через двести метров скала выплюнула из каменной терки жалкие обломки некогда могучего дерева. За эти секунды ель лишилась всех своих ветвей, коры и разломилась напополам. Тогда они поняли что предстояло бы пережить и им, попади они в эту природную дробилку.
— Ну что, Степаныч? Есть еще желание прокатиться на халяву? — с кривой улыбкой спросил Золотов потрясенного полковника. Тот даже не смог на это ничего ответить. Сегодня поднявшийся уровень воды скрыл из глаз природную мясорубку, но оба путника opejp`qmn помнили о ней.
А дождь шел, и вода неизбежно поднималась все выше и выше. По сантиметру она подтапливала убогое убежище пленников тайги. Через сутки она уже поднялась на метр, заставив Золотова сидеть спиной к спине со Степанычем. Под дождем и ветром они промерзли, сил не было даже для разговоров.
— Если вода поднимет ся еще на метр нас неизбежно смоет, — тихо сказал Золотов, безуспешно пытаясь укутаться в свою промокшую куртку.
— Не ерзай, — буркнул Степаныч, — и так еле сижу.
— Надо что-то делать, — все так же тихо, без эмоций сказал финансист. — Все равно нам надо рвать когти с этого чертого камня. Не смоет сейчас, так сдохнем здесь с голоду.
— И что ты предлогаешь?
— Я ничего. Это ты же у нас генератор идей. Благодаря им мы сейчас тут сидим.
— Ну, ты тоже хорош. Я то предлагал, а решал то ты, — затем он нехорошим, противным, дребезжащим голосом засмеялся. — А твоя идея с костерком вообще нам слишком много стоила. — Он осторожно дотронулся до обожженой щеки и зашипел от боли. — Чуть не зажарились как каплуны.
Огонь таежного пожара странным образом пометил их по своему, опалив щетину на лицах и наградив некой ассиметрией. У Золотова больше подпалилась левая щека, лишившаяся растительности и покрасневшая от ожега. Полковник пострадал больше. Правая щека нарывала большим пузырем, огонь смахну даже бровь, кроме того сильно подгорели его волосы на затылке, и с уха клочками сползала обоженная кожа. Большой рубец на левой щеке и несколько мелких на лбу дополняли этот портрет родного брата Фредди Крюгера.
— Ладно, хватит делить что мое, что твое. Как пацан в песочнице. Думай лучше что делать.
Полковник снова глянул на столь близкий и желанный берег. По прямой тут действительно было метров двадцать, даже меньше. Но течение было столь стремительным, что пловца неизбежно бы снесло вниз по течению, а там в пятидесяти метрах начинала вытягивать свою крутую спину проклятая скала.
— По моему там у берега мелко, как тебе кажется? — спросил Золотов.
— Ну? — сухо хмыкнул полковник.
— Может все таки попробовать?
— Пробуй.
— Ты ведь лучше плаваешь.
— Ну и что? Думаешь меня не снесет? Утащит только так.
Золотов вспомнил судьбу искореженного дерева и передернулся всем телом.
— Не дергайся, а то слетим, — снова буркнул полковник.
Они замолкли, опять подкатила апатия, неохото было думать, тем более шевелиться и вообще хоть что-то делать. Несколько минут спустя Золотов взглянул на небольшую трещинку в камне служившую для него уровнем, и убедился что вода прибыла еще примерно на сантиметр.