— Теперь подожди, — ответил Вальтер. — Немного терпения.
Вальтер встал и вышел из комнаты. Вернулся он минут через пять с чёрной кожаной папкой, раздувшейся от сложенных в неё бумаг. Папка застёгнута была на замок, отчего толщина её была только заметней.
С минуту Вальтер держал эту папку в руках, словно не решаясь с ней с расставаться. И затем решительным жестом положил её на середину стола.
— Здесь всё, что у меня имеется по этому вопросу. Это копии. Но не дай Бог, Гуннар…
— Вальтер, я понимаю о чём идёт речь, — Гуннар улыбнулся и, приподнявшись, потянул папку к себе. — Я всё понимаю. Полагаю, через неделю я верну тебе эти документы в целости и сохранности и добавлю к бумагам ещё и свои комментарии. Немного виски на сон грядущий?
— Пожалуй, — согласился Вальтер. — Да, Гуннар, ещё одна просьба… Пожалуйста, не копируй. Достаточно моих копий. Информация и так буквально расползается из под пальцев… И ещё… Большое тебе спасибо!
— Через неделю, — ответил Гуннар. — Полагаю, у тебя будет повод меня поблагодарить. Но только через неделю.
— 6 —
03 сентября, 1994, суббота, 01.35, окрестности Раннамыйза
Ночь.
По лесной дороге, занесённой ранним листопадом, проехал белый «Фольксваген Пассат».
Тормоза резко взвизгнули на повороте, острыми красными огоньками вспыхнули стоп-сигналы, номер в бледно-синей подсветке метнулся из стороны в сторону — и, выправившись, машина вновь стала набирать скорость.
— Не гони, Коля, слетим с дороги, — с тревогой в голосе сказал Пётр Сергеевич, схватившись мёртвой хваткой за подлокотник. — Видишь, мотает как. Асфальт влажный…
— Нормально, проскочим, — отозвался Коля. — Да не волнуйтесь, Пётр Сергеич. К отцу родному доберёмся без приключений, минут через двадцать. Я по этой дороге и зимой так ездил. И ничего.
— До поры до времени… Когда товар со склада уйдёт?
— Михеев до среды обещал отгрузить. Если…
Машину резко качнуло.
— Да сбрось ты газ то, не гонится никто! Что «если»?
— Если фура не задержится. Она же под выгрузкой сейчас.
— Вот только задержите мне, только попробуйте! Шеф мне башку оторвёт, а я вам.
— Как же отрывать то будете, Пётр Сергеич? Если сами без головы.
— Для вас уж постараюсь.
— А чего сейчас то вызывают?
— Ты за дорогой смотри… Узнаешь, в своё время.
Слившись в длинную полосу, замелькали выхваченные из темноты светом фар ветви, шатром нависшие над дорогой.
— По шоссе надо было… Не заблудиться бы.
— Сто раз ту ездил. И то…
— Стой, молчи. Телефон вроде? Точно, звенит! Ты куда его положил?
— Где был — там и остался. В пиджаке, наверное.
Пётр Сергеевич, перегнувшись через спинку кресла, пошарил рукой по заднему сиденью. Нащупал пиджак и запустил руку во внутренний карман.
— Точно, телефон верещит. Вот как чувствовал я! Ладно, гони уж!
Коля улыбнулся. Он знал заранее, что Сергеич начнёт паниковать. И обязательно попросит увеличить скорость.
Ведь так было и прежде. Это не первый ночной визит.
— 7-
Поздний вечер.
Ида посмотрела в зеркало. Поправила немного сбившуюся причёску. Улыбнулась сама себе.
«Всё хорошо, глупая, всё хорошо» мысленно успокаивала она себя. «Ты ему нравишься. Он просто без ума от тебя. Честное слово, последние два часа он смотрел только на тебя. Ведь ты уверена в себе, не так ли? Ну, тогда пора!»
Она распахнула дверь и вышла в зал. В полутьме над столиками вспыхивали огоньки сигарет. Звуки едва долетали до неё, ей казалось, что бредёт она в странном тёмном тумане, внезапно заполнившем ночной корабельный бар.
На миг ей показалось даже, что пол качнулся у неё под ногами… Но, впрочем, просто в борт могла ударить волна.
Это только кажется. Или она немного пьяна?
Да, совсем чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы побороть робость. Эту старую и порядком надоевшую подругу-робость; тихую, скромную подружку, что вечно отговаривает от авантюр («ах, нет! это же так опасно!»), опрометчивых связей («но ты же его совсем не знаешь!») и непродуманных поступков («а последствия?!»).
Вечно эта подружка забивается куда-то в тёмный угол, сжимается пугливо там в комочек и советует… Тихим, но отчего то таким ясно различимым даже на самом большом расстоянии шёпотом.
Она и сейчас пытается что-то сказать… Но туман в голове… И сквозь этот туман не прорваться резким, пугливым фразам.