Баженов покорно кивнул головой. С опричниками не поспоришь о коммерции. Воевода улыбнулся:
— Да тебе-то что кручиниться, Илья Анисимович? Небось прознал уже, что северная навигация с аглицкой стороной скоро сладится? Так ты в накладе не останешься.
— Слыхал я кое-что, — осторожно поддакнул Баженов. — Про Вологду и все прочее. Но то — дело далекое, а Ганза…
— А Ганза кормит Орден и иных наших злейших врагов. Так что быть ей битой на студеном море, пока не отречется от магистра да от свенов.
— Этого никак не может случиться.
— Значит, никак не может случиться, и чтобы унялся Карстен Роде!
С чем Баженов и удалился, тяжело вздыхая и качая головой. Ему ли было не знать, что доселе лояльно относившиеся с Иоанну Грозному торговые круги Великого Новгорода постепенно склоняются к скрытой измене. Во все времена предпочитая торговлю войне, купцы видели в экспансии на запад угрозу своим привилегиям служить для России единственным окном к франкам и англичанам, гишпанцам да генуэзцам.
Уже Нарва стала составлять определенную конкуренцию для хольмгардских воротил, а что будет, если отойдет к Москве Ревель? А иные порты орденские?
Но Илья Анисимович, хоть и оказывал Басманову и опричнине в целом определенные услуги, никогда не рассказывал государевым людям о своих собратьях по ремеслу. Да и в советники князьям не нанимался…
А ведь случись так, что заговорил бы он про настроения новгородские, не вышло бы известной карательной экспедиции опричников годами позже, когда вызревшую измену рубили с корнем, резали по живому, нанеся городу непоправимый урон, сказывавшийся еще долгие века…
Следующим днем появился у шатра князя косой мастер, гордо неся завернутую в рогожу куклу. Басманов велел развернуть творение, долго рассматривал, кряхтел, вспоминал заморский образец. Не удовлетворившись, велел вызвать сицилийца вместе с его куклой и толмачом.
Ясное дело, шумный выходец со средиземноморского острова принялся лаять поделку московита, но в глазах читал Басманов удивление.
Сам он положил напротив себя две искусственные натуры, помолчал и молвил умельцу:
— Проси любой награды, но прежде знай — ни в чем не будешь знать ты нужды, если станешь делать для моего балагана подобные фигуры.
Вызвали в шатер ангмарца.
— Готовы ли твои люди показать, как двигаются эти истуканы?
— Готовы, — выдохнул назгул, положившись на слово Дрели и Кормака.
Те явились и принялись натягивать полотно на шестах напротив временных княжеских хором.
— Нам не до церемоний, — остановил их опричник. — Показывайте.
Импровизированным представлением он остался доволен, от толмача и слов сицилийца просто отмахнулся.
— Вот вам книжица этого Ариосто, — сказал он. — Поспешите с переводом, ибо отправляю я закор-донников в Москву. А сами толково разберитесь, что станете в Европе показывать. Тут уж я вам не судья и не указ. Когда изготовитесь, дайте знать через дьяка Трифонова, он в Тирзене остается по моим делам главным. Он даст денег и указания особые, куда прежде всего направляться, что выведывать и как о себе давать знать в Ливонию.
С неодобрением оглядел он сияющую физиономию Дрели.
— Баба в таком деле…
— Я и на ладьях ходила, — смело вскинула голову эльфийка.
— Есть у них хитрая, словно хорек лесной, фрау Гретхен, — философски заключил опричник. — Будет и у нас такая же, Бог даст.
Он помедлил, еще раз любуясь творением Левши Тирзенского.
— Ничего не примечаешь, боярин? — спросил он со смехом у задумавшегося ангмарца.
Тот вгляделся и, сжав кулаки, повернулся к Дрели. Под поднятым забралом русской куклы проглядывало его собственное лицо, вылепленное из глины, аляповато раскрашенное. Черты были едва уловимо искажены, что создало совершенно гротескный и почти отталкивающий образ.
— Так это она?! — подивился князь. — Ну, деваха! Но больше, чур, не насмешничать!
— Я тебе потом кое-что на ушко скажу, — пообещал назгул. — Ласковое такое… От самого сердца…
— Злато уже послано в артель балаганную, на сем все, что в моих силах заканчивается, — подытожил Басманов. — Дальше служить тебе царю и отчизне в далеких землях, среди ворогов и басурман. Крепко подумала?
— Крепче некуда, княже. Разберемся с писаниями Ариосто, и готовы хоть в Австралию… В смысле, хоть к папе Римскому.
— К папе рановато нам соваться. Этот овощ не про нас еще. Ступай и учи вирши латинские.
Ангмарец терпеливо ждал.
Басманов велел насыпать серебра мастеру, велел отписать его в собственную дружину опричную, отпустил с богом. Потом потолковал немного с сицилийцем, как назгул понял, хотел сманить к себе хотя бы одного настоящего комедианта. Сулил многое, но южанин остался непреклонен.
— Профессионал, — вздохнул назгул уважительно. — С гонором. И не робкого десятка. Наслушался, небось, про опричников в Тильзене за эти дни.
Наконец и южанин двинулся прочь. Тут, словно бы что-то вспомнив, Басманов поманил к себе толмача:
— Про тебя я чуть не забыл, мил человек. Начинай сбираться в дорогу.
— Это куда же? Почему — в дорогу? Мне в ратушу надо.
— Больно много ты здесь слышал, — коротко бросил князь. — Иной раз случается по Писанию — «язык твой — враг твой». Да и закордонникам в Москве толмач понадобится.
Опешивший немец попытался было возражать, но быстро прикинул, что в накладе не останется. А альтернатива далекому путешествию — камень на шее и мирное упокоение на дне ближайшего озера…
— Ярослав, пригляди за этим пострелом, как бы не сбежал.
— Это вряд ли, — одними губами улыбнулся Ярослав. — Отправится вместе с балаганом, так, немчура?
— Яволь, — согласился покладисто толмач, смиряясь.
Когда и он удалился, Басманов вновь обратил взор на назгула.
— Забираю я вас у Никиты Романовича. Отправляемся к морю.
— С тобой, княже? Великая честь.
— Если другой надобности во мне не возникнет — со мной. Нет, так Ярослав вас доставит. Разыщи в лагере Анику, он также пойдет.
— Далеко ли?
— Слыхал про страну данов?
— Это про Данию? Конечно, слыхал.
— Есть там принц датский, именем Магнус. Мал летами, но востер умом и хитер, как говорят. Он пока не при власти, но дружен с Русью. От этого много недругов себе нажил в родной стороне. Его нужно будет оборонить и хранить, доведется — помочь взойти на престол. Так получим мы вместо врага разлюбезного друга в данской земле.
«Ого, — подумал ангмарец. — А наши ставки растут. Или нет других дружин, опричных отрядов?..»
Словно читая его мысли, Басманов заметил:
— Кроме вас нет у меня под боком верных людей. Аника свой отряд отпустил на Дон, моя дружина слободу государеву охраняет.
«Маловато резонов для такого поистине княжеского доверия», — пронеслось в голове назгула, но тут опричник окончательно расставил все точки над «i»:
— Ты и твои люди — судовая рать. А дело с Магнусом датским балтийское, морское. Пока не окрепнет, придется ему на воде бытовать.
— А Карстен Роде? Он же сам датчанин, — спохватился ангмарец.
Басманов погрозил ему пальцем.
— Не настолько из ума выжил опричный воевода князь Басманов-Вельский, чтобы не подумать в первую голову про Роде. Но тут заковыка выходит. Не в ладах он с родом Магнуса-принца; напротив, его собственные родичи дружны были с соперниками и недругами его. Так что, боярин, придется тайну сию даже и от Роде стеречь.
«Это паршиво, — подумал ангмарец, солидно кивая головой на последние слова благодетеля. — Нехорошо старого скандинавского пирата обманывать. Но, видно, ничего не поделаешь…»
— Ступай, сыщи Анику. Отряд свой подготовь к дальноконному походу. И с девахой балаганной простись, не скоро свидитесь.
Ангмарец нашел легендарного казачьего атамана быстро. Обнялись они, обоюдно довольные свиданием.
— Выходит, опять судьбина свела, — сказал Аника. — На благо это, чую.
— По воле князя, будем вместе сражаться на воде и на суше. Велено передать тебе, чтобы готовился к выступлению.