– Это ты от него пыталась уехать?
– Кто ж знал, что этот кретин в снегу застрянет? – беспечно ответила она. – На джипе…
– Много ты им должна?
Николай, сгибаясь под ветром, подходит к самому передку КАМАЗа и пропадает в мёртвой для обзора зоне. Я его не вижу, но знаю, что сейчас он натягивает перчатки и ждёт, когда я запущу лебёдку. Перевожу тумблер в положение "размотка" и нажимаю кнопку. Лебёдка у меня электрическая, это не рычагами отбора мощности возиться. Николай тут же появляется в лучах фар, пятится, за ним чёрной лентой змеится трос.
– А ты помочь хочешь? – Она уже дожевала свой бутерброд, голос звучит уверенно, вызывающе.
– Все люди – братья, должны помогать друг другу…
Николай добрался до джипа. Две фигуры захлопотали над тёмным остовом машины.
– Вот именно – "братья", – замечает Светлана. – Вот и пусть "братья" помогают друг другу. А мы, сёстры, как-нибудь сами справимся.
Я вытравил ещё метра полтора троса и выключил лебёдку.
– Похоже, тебя крепко обидели…
– Я была дурой!
– Ну-ну. На дуру ты совсем не похожа.
Фигуры выпрямились и замахали руками.
– А на кого я похожа?
Я переключил лебёдку на обратный ход и начал понемногу выбирать трос. Теперь сквозь струи снега в свете фар маячила только одна фигура. Парень, по-видимому, сел в машину. Трос натянулся в струну, вой электродвигателя пробился сквозь глухие обороты дизеля, мой грузовик чуть дрогнул, а джип зашевелился, стрелкой компаса выравниваясь по направляющей троса.
– На человека, который продуманным и взвешенным решениям предпочитает вдохновение и азарт. По принципу "будь что будет". Тебе нужно идти в парашютный спорт. Там любят таких безбашенных…
– Парашютный спорт? – она смеётся. – Вот бы не подумала. А ещё?
– Можно и ещё, – я на мгновение отвлекаюсь от натянутого троса и смотрю на её лицо. Да, это она. – Ещё тебе не стоит доверять рубить хвост собаке.
– Почему?
Машина была уже рядом – в метрах двух. Её фары яростно били по глазам. Я выключил свой свет, оставив только габариты и аварийку, но парень, видно, намёка не понял – фары не выключил. Что он там хочет рассмотреть? На моём бампере?
– Потому что рубить будешь вместе с задними ногами. Чтоб, значит, раз и навсегда.
Останавливаю лебёдку, фиксирую трос, и на задней передаче вытягиваю джип на дорогу. Езжай, парень, только с дальним светом всё-таки осторожней: неровен час, кто-нибудь из общественных воспитателей бросит из окна болт или гайку. На твоих скоростях налететь на такое препятствие – серьёзное испытание.
– Почему это с "задними ногами"? – в её голосе обида.
– Потому что вдохновение, как правило, не учитывает, что жизнь не стоит на месте, – я перевожу дыхание: натянутый трос – это не шутки. – Что вчера было плохим, сегодня может быть хорошим, и наоборот. Приняв решение, ты никогда не унизишься до того, чтобы спустя какое-то время его пересмотреть.
Стучат. Поднимаюсь с сидения и смотрю сверху через лобовое стекло на то, что делается снаружи.
Крюк от джипа отцеплен. Подтягиваю трос. Зелёная лампочка – порядок. Лебёдка зафиксирована, трос подтянут. Всё. Можно ехать.
– Никогда бы не подумала, что такие слова можно услышать в метель, в степи, в половине седьмого утра.
Смотрю на часы: шесть двадцать. До обеда не успеем.
– Что они там возятся?
– Ты не похож на обычного водилу.
– "Обычных" людей не бывает. Все – равнонеобычны.
Дверь распахивается. Влезают оба. Промёрзшие. Хмурые. Злые. Светлана недовольно жмётся ко мне. Я не питаю иллюзий. Я суше и теплей. Причина только в этом.
– Максим, у парня что-то с коробкой передач.
Я молчу. Ветер, злой, недовольный, хватает за шиворот Максима Добровольского и несёт… куда? Хотел бы я знать.
– Максим, – подключается парень. – Я заплачу. Отбуксируй меня в Одессу.
Я смотрю на Николая. Он понимает мой взгляд. В кузове две тонны молока. Почти всё – соя. Что делать?
– В том-то и дело, – возбуждённо повышает голос Николай. – Молоко он покупает!
По хорошей цене сторговались. И платит валютой! Триста долларов! Смотри, уже отсчитал!
Я молча смотрю на него. Одно дело привезти на молзавод смесь коровьего молока с соевым в божеской пропорции – никакая экспертиза не придерётся. Совсем другое, – привезти сою в Одессу, по цене коровьего молока.
– Только ему молоко не нужно, – торопится Николай, чтобы я не брякнул лишнего. – Он его здесь сливает.
– Куда сливает? – интересуется Светлана.
– Какая разница? – встревает парень. – На землю.
– Молоко на землю? В снег?
Я благодарен ей за это негодование.
– А что такого? Это моё молоко, куда хочу, туда сливаю.
Я смотрю на них, и мне опять выть хочется. И присутствие Светланы не помогает.
– Да брось ты, – напирает Николай. – Ну, куда мы в метель попрёмся? И чем дальше, тем хуже. Сливаем, и вся недолга. Расскажи кому, что покупателя прямо на трассе в метель нашли – не поверят. И тебе работа. За буксировку – отдельная плата. Ещё две сотни, я сторговался.
Парень с готовностью протягивает пять сотен долларов. Кошмарный сон! Я беру деньги. Не всё ли равно? Плевать! Откидываю крышку бардачка, достаю свой кошелёк и аккуратно складываю купюры.
– Ага, – суетится Николай, запихивая под полушубок шарф. – Я сейчас, я мигом…
Он уходит в метель, а я сдаю назад и выруливаю на обочину, стараясь подальше отъехать от трассы. Ещё не хватало здесь, в низине на повороте молочный каток сделать.