– Давай, Светка, – распоряжается парень. – Собирай вещички, поедешь со мной.
– Что-то не хочется, – презрительно отвечает Светлана.
Но парень не теряет надежды договориться:
– Ты контролируешь ситуацию?
– Ежемесячно, – отвечает она и не трогается с места.
Я улыбаюсь немудрёной двусмысленности её ответа и решительно вклиниваюсь в разгорающийся скандал:
– Пусть здесь остаётся.
Парень, обалдевший оттого, что немой заговорил, поперхнулся и застыл, замер, на меня смотрит.
– Тем более, что буксировка транспортных средств с пассажирами запрещена.
– Так не тебе же с милицией разговаривать…
– Это важно? – я смотрю сквозь него. – Это важно, с кем она поедет? Как тебя зовут?
– Игорь.
– Вот что, Игорь. Твоя машина смотрит в сторону Одессы. Сейчас я тебя объеду, и развернусь. Николай набросит карабин, куда скажешь. Выключай свет, только габариты и аварийка. Если что не так: посигналишь фарами. Всё понятно?
– А она не убежит? – он смотрит на Светлану. – Мне голову открутят.
Я чувствую фальшь. Я уверен – он знает, что бежать она не собирается. И что голову ему никто крутить не станет.
В кабину поднимается Николай.
– Всё! – торжествующе заявляет он. – Чисто!
– Николай, давай буксирный трос на двух карабинах, в третьем запаснике…
– Э, нет! – он хитро прищуривается.
Когда-то этот придурковато-фермерский прищур вызывал умиление. Прошли, ох! давно прошли те времена.
– Что ещё?
– Теперь бы со мной расчётец.
– Сколько там твоих?
– Пятьдесят баксов, – он даже жмурится от удовольствия.
– По какому курсу? – вынимаю из кошелька калькулятор.
– Э, нет, – он опять щурится. – Баксы, баксы давай! Долляры!
– Где же я тебе возьму пятьдесят долларов? – Мне непонятна его хитрость, в чём тут дело? – Ты же сам видел, он сотнями рассчитывался. Возьми из кассы, у тебя же осталась гривня…
Смотрю на Игоря. Отворачивается с ухмылочкой, глаза прячет. "Веселись, юноша"… всё понятно. Но проверить не помешает.
– Сотню разобьёшь?
– Мелочи не держим, – злорадно басит он в сторону.
Так и есть. Сговорились! Это что же сотню отдавать? Потому что сдачи нет? И обратно ведь не выколотишь…
– Николай, брось дурить, – я делаю ещё одну попытку, – возьми гривню, какая разница? Всё равно менять…
– Баксы, доралы давай! – твёрдо стоит он на своём.
В его глазах – алчность. Он знает, сколько мне заплатил Игорь. Знает себестоимость моего соевого молока. Полагает, что может претендовать на эти деньги. И брать за горло…
– То есть тебе позарез нужна половина стольника баксов? – уточняю хладнокровно, со значением.
– Точно, – лицо порозовело, ну, котяра! – Половина!
– Ты получаешь свою половину и успокаиваешься? Для твоего душевного равновесия больше ничего не нужно?
– Не нужно, не нужно! – он энергично кивает головой.
– Хорошо! – я беру из кошелька стодолларовую банкноту и рву её пополам. – Вот тебе твоя половина…
Они в ужасе смотрят на мои руки.
Свершилось неслыханное.
Пятьдесят лет назад так, наверное, смотрели на разорванный комсомольский билет.
Ещё раньше – на расколотое распятие. Земля дрогнула, небо обрушилось. Святыня сегодняшнего бытия, опора жизни, горизонты завтрашнего счастья порваны руками простого смертного. Новые времена – новые боги. Со своим Зевсом – Франклином во главе зелёного пантеона.
– Парни, да что это с вами? Это лишь кусок тряпки!
– Ты – псих! – визжит Николай. Чувствую, он готов броситься на меня. – Зачем?
Он хочет сказать что-то ещё, хочет что-то добавить, но не может, не хватает воздуха, он задыхается.
– Зачем? – осуждающе подхватывает Игорь. – Это же сто долларов!
– Это мои сто долларов, – отвечаю, но запала уже нет. Скучно. – Что хочу, то с ними и делаю…
III
Рассвело. Снегопад кончился. Или Максим выехал из циклона. Белая, заснеженная дорога на горизонте сливалась с неприветливым небом. Всё серо, хмуро, плоско…
Солнца не было, стало быть, не было и не могло быть тени. Потому-то и дорога была такая же хмурая и неприветливая, как и небо над ней, над их машиной, над их головами.
– Хорошо у тебя, – сказала Светлана. – Тепло. Уютно.
– Так оставайся.
– Ты сам машину переделывал?
– Нет, конечно. У меня руки не под это заточены.
– А под что они у тебя заточены?
– Я – драйвер-системщик.
– Это как?
– Справлюсь с управлением любого механизма, от помела до Боинга семьсот сорок седьмого.
– И где такому учат?
– Это коммерческая тайна.
– Тайна? – она разочарована. – Как по мне, все коммерческие тайны от некомпетентности. Человек просто не знает, как ответить на вопрос.
– Не буду с этим спорить.
– Это значит, ты не знаешь, где учился на пилота?
– Это значит, я не знаю, как ответить на твой вопрос.
Максим почувствовал досаду. Как-то резковато получилось. Что-то не так. И причина не в Светлане. Она-то легко шла на контакт. Что-то его беспокоило.
Лёгкость, с которой Игорь отвалил пятьсот долларов? Что это за поломка коробки передач от заноса на снегу? У джипа?
"И ведь зарок себе давал: не соваться в Одессу…" – Судя по машине и твоему отношению к деньгам, ты не из бедных, – сказала Светлана. – Чего это тебя в глушь понесло молоко развозить?
– Дороги, которые нас выбирают, – он пожал плечами. – Ты тоже на сельскую учительницу не похожа.